Микола Ткачев - Сплоченность [Перевод с белоруского]

Совещание было многолюдное. На нем, кроме прилетевших из тыла секретарей райкомов, присутствовали руководители ЦК и правительства Белоруссии, министры, ответственные работники партизанского штаба, несколько армейских генералов, ряд крупных специалистов республики. Вступительное слово Пантелеенко было кратким. Это сначала немного удивило Камлюка, так как он ожидал, что Пантелеенко, в руках которого сосредоточено руководство и ЦК и штабом партизанского движения, сразу нарисует широкую картину партизанской борьбы, обо всем скажет подробно. Но Камлюк увидел, что ошибался. Пантелеенко, должно быть, намеренно не стал распространяться в начале совещания, ему хотелось сперва послушать выступления с мест.

Выступающих было много, и поднимали они вопросы самые разнообразные. Партизаны, прилетевшие из-за линии фронта, и он, Камлюк, говорили о положении в своих районах — как ведутся бои, каково моральное состояние населения в деревнях, что уничтожено и разрушено войной, как идет подготовка к встрече Советской Армии, к работам по восстановлению хозяйства. Лаконичными, точно рапорты, были выступления министров, заведующих отделами ЦК. Они говорили о том, что приготовлено для отправки в Белоруссию, для оказания помощи населению, какие силы будут направлены в освобожденные районы вслед за продвижением фронта. Тракторы и автомашины, электротурбины и станки, хлеб и соль, одежда и обувь, медикаменты и книги… И люди: инженеры и агрономы, врачи и артисты, ученые и партийно-советские работники. Пантелеенко был задумчив, серьезен. Коренастый, в форме генерал-лейтенанта, он молчаливо похаживал за своим столом, заложив руки за спину, сосредоточенно слушал и только изредка спрашивал о чем-нибудь говорившего. После всех выступил он сам. На этот раз он говорил часа полтора. Простые, казалось, обыденные задачи партизанской борьбы Пантелеенко так изложил и так глубоко аргументировал, что они встали перед участниками совещания во всей своей государственной важности. А как горячо он говорил о предстоящих задачах восстановления народного хозяйства, заботе о людях освобожденных районов, о помощи фронту, о будущем Белоруссии и всей Советской страны! Это был разговор теоретика и практика — умный, конкретный, деловой. Слушая, Камлюк чувствовал, как он по-новому начинает понимать многое из того, что уже сделано партизанами Калиновщины, и то, что еще предстоит им совершить. Полный ярких впечатлений, он вышел из здания ЦК.

На дорожках сквера и особенно возле центральной клумбы было людно: одни сидели на скамьях и отдыхали, другие торопились куда-то. Много здесь было женщин с детьми. Слева от Камлюка шумела ватага ребятишек — шла игра в войну: слышалось тарахтенье игрушечных автоматов, слова команды, крики «ура».

— Вот сорванцы, прости господи, — вдруг услышал Камлюк голос старушки, которая только что подошла и села рядом.

Около нее вертелся мальчик лет шести. Старушка привела внука побегать. Проводив его взглядом, она начала что-то вязать. Работала она не спеша, время от времени отрывалась от своего занятия и посматривала по сторонам. Заметив солдата, который проходил мимо с вещевым мешком в руках, она отложила вязанье.

— Значит, отправляетесь в часть? — поднявшись с места, спросила она.

— Да, бабушка, подремонтировался и снова за дело.

— Ну что ж, с богом, дорогой соседушка. Держитесь там крепче, только пулям не попадайтесь, нечего по госпиталям валяться.

— Постараюсь, — ответил солдат и улыбнулся.

— А почему бы вам вечером не уехать? И жена вернулась бы с работы, и дочь из детского сада…

— Нельзя, срок истекает. К ним я сейчас зайду по пути, они меня проводят.

Солдат попрощался и ушел. Старушка что-то прошептала ему вслед и опять принялась за свое вязанье.

— Может, письмецо есть от сыночка, Иваныч? — спросила она почтальона, который торопливо пересекал сквер.

— Нет, Василиса Петровна. Какая вы нетерпеливая — только неделя прошла, как я принес вам письмо, а вы уже опять требуете.

— Сердце требует, Иваныч. Дни и ночи думаю о нем. Вот хочу сыну подарочек послать, — она показала на неоконченный носок. — Пригодится ему, как настанут холода. Я о нем так тревожусь, так тревожусь! Сами знаете, какие бои сейчас идут!

— Не волнуйтесь, Василиса Петровна. Все будет хорошо…

— Вы всегда так говорите, а сами все-таки приносите людям извещения…

— Что же я могу поделать? Вот и сейчас опечалил одну семью в соседнем доме. — Старик покачал головой и, нахмурившись, отошел от нее.

Камлюк увидел, как к Василисе Петровне бежали ее внук и девочка лет четырех. Ребята о чем-то спорили.

— Бабушка, бабушка, она говорит мне, что в подвале вот того дома остались игрушки! — еще издали закричал мальчик, показывая на развалины. — Это же неправда?

— В каком доме, какие игрушки? — переспросила старуха, отрываясь от вязанья.

— Ну, в этом, который разбомбили.

— Ах, вот вы о чем… Нет, мои касатики, никаких игрушек там не осталось. Все в магазине сгорело, когда бомба разрушила дом. И подвала нет.

— Я то же сказал ей, а она говорит: «Давай рыть землю, до игрушек дороемся».

Мальчик еще что-то хотел сказать, но, посмотрев в сторону улицы, вдруг сорвался с места и с криком: «Дедушка, дедушка!» — побежал навстречу высокому сутуловатому старику в ватнике и сапогах. Под мышкой старик нес какой-то сверток в газете. Встретив внука, он прижал его к себе и, развернув газету, дал ему кусочек хлеба. Мальчик улыбнулся и, шагая рядом с дедушкой, с аппетитом принялся есть.

— И сегодня задержался? — спросила Василиса Петровна. — Почти две смены проработал.

— Да, срочный заказ для фронта заканчивали.

— Ну что ж, надо — так надо.

Мальчик доел хлеб и опять полез к дедушкиному свертку. Заметив это, старуха сказала:

— Погоди, внучек, сейчас обедать будем.

Старуха собрала свое вязанье, и все трое направились к подъезду дома, а Камлюк опять остался один.

Он посидел еще немного, потом поднялся со скамейки. Его потянуло в центр Москвы, к Кремлю, где красота и величие столицы чувствуются с особенной силой.

Вблизи не было видно остановок автобуса или троллейбуса, и Камлюк подумал, что надо остановить первую попавшуюся машину. Он стоял на панели и посматривал вдоль улицы. Мимо проходили грузовики с ящиками и мешками, промелькнули две — три легковые машины с военными и штатскими людьми. Но вот показалась свободная машина, и Камлюк, шагнув на мостовую, поднял руку — машина остановилась.

— Куда вам? — выглянув в окошко, торопливо спросил водитель.

— На Красную площадь.

— Не могу, не по пути — я еду по вызову.

В табуне грузовых машин показалась еще одна легковая. Камлюк снова поднял руку. Но на этот раз машина даже не остановилась, водитель только помотал головой, показывая на заднее сиденье, где прижалась в уголок женщина с ребенком. Вдруг почти рядом с Камлюком остановилась машина.