Николай Кожевников - Гибель дракона

— Как отряд семьсот тридцать один?

— Полностью готов к бактериологической войне. Получил значительное пополнение. Диверсант, заброшенный Семеновым, показал... — Генерал прочитал: «...на станции Пинфань недавно выгрузился эшелон самолетов, которые направлены в распоряжение отряда „Камо“ генерал-лейтенанту Исии». Отряд «Камо» — это и есть отряд семьсот тридцать один, — пояснил Пристучко. — «...в течение трех дней, которые я жил вблизи станции, все время слышались взрывы и гул самолетов, по звуку — бомбардировщиков».

— А тот... — командующий на секунду задумался, — интернированный китайский партизан — Ван Ю, кажется, — где он сейчас находится?

— Неподалеку, в городе.

— В начале военных действий направьте его на Хайларское направление... Он оттуда родом? Пусть воюет. А отряд «Камо»... Мы должны пленить весь его состав, с корнем вырвать заразу. В назидание всем будущим охотникам за инфекциями мы их будем судить.

Некоторое время командующий оставался один. Потом вызвал начальника санитарной службы фронта.

— Какое сегодня число, профессор?

— Второе августа. Ваше приказание выполнено. Профилактические комбинированные прививки сделаны всему личному составу фронта.

— Штабу?

— Так точно.

— Смотрите, профессор, если начнется какая-либо эпидемия...

— Никак нет! — глаза профессора молодо блеснули. — Наша профилактическая комбинированная прививка предохраняет от шести острых инфекций, в том числе от чумы. Прививки действенны спустя три дня после укола в течение шести месяцев.

— Отлично!

Профессор ушел. Командующий снова сел за стол... Множество изгибов границы на толстом листе ватмана. Стрелки и кружки с номерами частей. Человеческие жизни. Сотни тысяч людей шли сейчас по сопкам, лесам и пустыням сюда, к этим вот, им намеченным точкам. Нужно беречь солдат! Громадная страна ждет их. Каждому приготовлено дело, и каждый стремится к нему, мечтая о мирной жизни...

Голые сучки тополя торчали за окном, жаркое солнце беспощадно жгло землю, было душно, как перед грозой.

Застывшие волны сопок, начинаясь в Советском Союзе от Яблоневого хребта, тянутся по Трехречью до самого Хингана. Густые леса сплошной полосой уходят в Маньчжурию. На юге, из степей Монголии, растекаются сухим морем пески Гоби — тоже почти до Хингана. Пустынны древние караванные тропы, безлюдны дороги по выжженным сопкам, тишина в дремучей тайге — сучок не хрустнет.

Днем — тишина. Солнечные лучи жгут землю. Но как только сгущаются сумерки, по дорогам, ведущим к границе Маньчжурии, начинается движение: идут пехота, артиллерия, понтонные и саперные части. Мчатся легендарные «катюши», громыхают танки и самоходные орудия. Едва забрезжит рассвет — движение прекращается, и до солнца на дорогах оседает густая серая пыль.

В конце июля радио принесло весть: Советское правительство совместно с правительствами союзных стран предложило Японии капитуляцию. Ждали, что японские милитаристы, понимая безнадежность сопротивления, сложат оружие. Но ответа не было.

Вечером в батальон прибыли автомашины для переброски личного состава. Сопровождавший их инженер-капитан передал Карпову приказание: отобрать и принять из санбата для ударной группы людей и машины.

— Поговорите с бойцами лично, — сказал Плотников и сокрушенно вздохнул: — В рейд идти все хотят. Вот, — и он показал пачку рапортов. — Просьба одна — зачислить в передовую группу...

Карпов перед строем сказал, что в рейд могут пойти от санбата только три машины и одна — из санроты полка. Тут он вспомнил, что Ольга прикреплена к этой машине, и быстро взглянул на девушку, стоявшую в первом ряду. Ольга улыбнулась ему.

После команды «разойдись» строй моментально рассыпался. Назначенные в рейд побежали готовиться к отъезду. Ольга подошла к Карпову.

— Сережа, — тихо спросила она, — я никому не скажу... — Мы пойдем на Хайлар?

Карпов знал: у Ольги в Хайларе свои, и ему хотелось обрадовать ее, но тайна пока оставалась тайной. Вздохнув, он ласково коснулся ладонями ее лица.

— Я понимаю. Не говори, — шепнула она и. крепко прижалась к нему, вдруг почувствовав себя маленькой и слабой. — Береги себя.

Ольга секунду пристально смотрела ему в глаза и, порывисто поцеловав, скрылась в темноте.

В батальоне уже началась посадка. Карпов пошел вдоль машин первой роты, выделенной в головную походную заставу.

— Товарищ старший лейтенант, вам пакет.

При свете спички Карпов прочитал распоряжение: находиться при головной походной заставе. Принять от пограничников возле колодца проводника.

Колонна тронулась.

Накрапывал мелкий дождь. Солдаты натянули на головы плащ-палатки. Но туча медленно уплывала на восток, и снова засияли звезды. Над сопками блеснула полоска света. Скоро должна была показаться луна.

Возле одинокого степного колодца, закрытого большим камнем, машины остановились. Из-за камня поднялись трое. Карпов спрыгнул к ним на землю. Пограничник представил ему проводника.

— Товарищ Циндап. Местный житель.

Карпов пожал жесткую негнущуюся ладонь монгола — плотного, коренастого и молчаливого. Черные быстрые глаза его смотрели изучающе. Он теребил реденькую бородку и все запахивал поплотнее темно-коричневый халат, отделанный по воротнику и рукавам черным плисом. Третьим человеком оказалась женщина, одетая в черный халат с непомерно длинными рукавами. Карпов вопросительно взглянул на Циндапа.

— Жена, — сказал тот. — Боится. Война.

Помолчав, сердито сказал что-то по-монгольски, не глядя на жену. Та слушала, склонив голову. Тускло блестели тяжелые треугольники серег. Сколотые на груди косы слегка колыхались. Циндап порывисто обнял жену и, слегка оттолкнув, сказал уже по-русски.

— Ходи домой.

Женщина послушно ушла.

Карпов усадил монгола в машину рядом с Камаловым и пошел к танку подполковника Харченко — командира ударной группы. Харченко с Макаровским стояли за танком, прячась от ветра. Карпов доложил о проводнике.

— Хорошо, — коротко сказал Харченко.

Задача группы была ясна. Оставалось ждать сигнала. Некоторое время офицеры молча курили. Макаровский, притушив окурок каблуком, достал карту и зажег фонарь.

— Еще раз хочу посмотреть укрепрайон, — пояснил он, водя по карте концом карандаша. — Не наткнуться бы на опорный пункт — там ведь ни много ни мало тринадцать тысяч японцев. Поднимем шум раньше времени — возни много будет.

— Да, — согласился Харченко. — Но у меня такой план... — Он помолчал, сосредоточенно дымя. — А что, если нам перед городом обнаружить себя? Впереди головной заставы пустим танки и самоходки с зажженными фарами, а метрах в пятидесяти — автомашины. И тоже фары включим...