Николай Кожевников - Гибель дракона

По одной из улиц, где уже прошли бои и дотлевали пожарища, двое раненых вели пленного японского солдата. Обрывок цепи волочился за ним по тротуару.

— Кто это? — спросил Харченко, выпрыгивая из танка.

— Пулеметчик-смертник, товарищ подполковник, — ответил сержант Кашин. Он был без сапога и в порванной гимнастерке. — Прикованный на чердаке был. Куда бы его определить? — Он оглядел дрожащего низенького японца, пугливо озиравшегося по сторонам. Смертник был одет в обыкновенный желто-зеленый китель, но без погон.

— Пункт сбора пленных будет здесь. Вас, сержант, пока назначаю начальником пункта. Для охраны пленных пришлю людей.

— Слушаюсь! — ответил Кашин. — Но... — он замялся. — Я ранен легко, могу еще воевать.

— Выполняйте приказание, — строго проговорил подполковник и скрылся в танке.

Вскоре в районе центрального городского кинотеатра, на шпиле трехэтажного здания, взвился красный флаг. Освещаемый пламенем пожаров, он был виден всему городу. Теперь уже никакая сила не смогла бы заставить наших солдат отступить — оставить врагу Красное знамя своей страны.

Натиск усилился — флаг словно влил новую меру бодрости и уверенности в скорой победе.

Кажется, не уснуть и в эту ночь!

Казимура сел, ощупью нашел выключатель и зажег настольную лампу. Свет не принес желаемого успокоения. Вот уже несколько суток майор не может успокоиться — с того утра, когда радио принесло весть об атомной бомбе, взорванной американцами над Нагасаки. Радиосвязь с городом прервана. На телеграммы никто не отвечает.

Нет, не обросло мхом суровости сердце Казимуры. Теплятся в нем остатки чувств к матери — вечно озабоченной, усталой и ласковой, и к отцу — угрюмому, молчаливому, но родному!

Майор шагал из угла в угол. Теперь от них ничего не осталось... распались на атомы. Дико! Нелепо! Американцы откупорили сосуд и выпустили злого духа, духа уничтожения всего живого.

Может быть, он боится теперь за свою жизнь, свое благополучие?

Казимура с негодованием отверг эти мысли. Но они возвращались все настойчивее и определеннее. Атомная бомба в руках врага — гибель Ямато. Но главное — гибель его мечты, его надежды.

Майор выдвинул ящик стола, вынул ампулу. Завернув ее в ватку, осторожно отвернул кончик и высосал содержимое. Потом, стараясь не делать резких движений, лег и закрыл глаза. Ощупью погасил свет.

Блеснуло нестерпимо яркое пламя атомного взрыва... загорелись дома... потом все заволокло черными клубами дыма. Казимура уснул, так и не решив, что же заставило его так тревожиться: гибель города, родителей или крушение своей мечты? И важно ли это? Может быть, важнее то, что атомная бомба — в руках врага?..

Разбудил майора удар грома. Он был настолько сильным, что Казимура привскочил. Комнату осветила яркая вспышка молнии. «Какая поздняя гроза!» Казимура хотел растворить окно, но гром ударил еще сильнее — стекла с жалобным звоном посыпались на пол. Казимура отшатнулся от окна. Нет! Это не гроза!

Майор торопливо одевался. Атомная бомба? Война? Мысли кружились, как бумажки, сброшенные со стола порывом холодного ветра, залетевшего в разбитое окно. Застегиваясь на ходу, майор выскочил на улицу и побежал к зданию японской военной миссии, где находился его служебный кабинет. Казимура служил теперь начальником пограничной службы разведки.

Кто бомбит? Американцы? И тут же с досадой подумал: им совсем незачем залетать в этот далекий городишко. Другое дело — русские. Взяв Хайлар, они отрежут Далай-нур. Как мог он не угадать время наступления русских! Впрочем, бомбежка — это еще не война. От границы двести километров. Пока подойдут русские, прибудет подкрепление и встретит их далеко на подступах к городу. Там еще Маньчжуро-Чжалайнорский укрепленный район. Казимура забежал в подъезд. Когда он открывал дверь, от реки послышались пулеметные очереди и орудийные выстрелы. Майор замер на пороге кабинета. Русские? Они берут мосты?! Вытирая липкий горячий пот, майор схватил телефонную трубку:

— Генерал Намуру!.. Господин генерал, война?.. Русские?! Танковая армия с десантом?! Без объявления войны? Что? Объявлена?!.

В трубке послышался глухой треск, потом наступила мертвая тишина. Продолжая прижимать к уху теперь уже бесполезную трубку, Казимура рывком открывал ящики письменного стола, рассыпая по полу бумаги. В трубке затрещало. Немного погодя властный голос — Казимура расслышал совершенно отчетливо — произнес по-русски:

— Разъединить все телефоны! Третье отделение — на чердак.

Казимура отдернул руку. Шнур оборвался, и трубка отлетела в угол, сбив со стола вазу с цветами.

Казимура обессилел. Спазмы сдавили горло. Осенними листьями, тронутыми заморозком, белели листы бумаги, усыпавшие пол кабинета. Смутная тоска сдавила сердце. Взгляд упал на карту «Сферы сопроцветания». Казимура вздрогнул. Все рухнуло! Вся жизнь!

Выстрелы на соседней улице вернули Казимуру к действительности. Он подбежал к освещенному заревом окну. Город горел. Майор упал на колени и, ломая ногти, начал подбирать бумаги и бросать их в камин. Тонкая лощеная бумага прилипла к крашеному полу и никак не отрывалась. На этих листках были адреса, явки, инструкции, приказы. Они не должны попасть в руки врага. И какого!..

Возникло мощное «ура». Казимура вскочил. Ему показалось, что кричат где-то рядом, может быть, уже на лестнице. Забыв о бумагах, он широко распахнул дверь. Нет! По коридору сновали какие-то люди, одетые в гражданское платье. Кто это? Глаза Казимуры расширились. Он узнал жандармов японской военной миссии.

— Что вы делаете?

— По приказу господина генерала Намуры готовим снайперов, господин майор! — ответил жандармский унтер-офицер, отстегивая погоны.

— Погоны! — Казимура оскалил зубы, будто собирался укусить жандарма. Но тот махнул рукой и побежал в глубину полутемного коридора.

Кое-как сколотив отряд из тридцати человек с пятью пулеметами, майор разместил их возле окон второго этажа.

Вскоре начали собираться его люди. Наспех он давал задания: следить за продвижением войск противника, узнавать и запоминать номера частей, вооружение и численность. За сведениями придет человек со старым паролем. Несколько успокоившись, Казимура поднялся к себе на третий этаж. Бумаги надо сжечь. Проходя мимо лестницы на чердак, он спросил наблюдателя, где сейчас идет бой?

— Не пойму, господин майор, — ответил тот, — горит везде. И стреляют везде.

Казимура поднялся на чердак. На самом гребне крыши возвышалась небольшая будочка в виде круглого фонаря, застекленного со всех сторон. Взглянув на город, майор растерялся. Гул сражения, плохо слышимый в толстостенном здании, здесь оглушил его. Вспышки выстрелов виднелись на реке, в районе мостов. Огневой вал катился к вокзалу. Казимура увидел, как на шпиле кино развернулся большой красный флаг...