Николай Равич - Молодость века

Из Трапезунда мне пришлось выехать в Самсун на большом старом турецком торговом пароходе общества «Саири-Сафаин». В салоне висели отпечатанные в красках и украшенные бумажными цветами портреты Кемаль-паши, Исмет-паши и других руководителей новой Турции. Публика была разная: муллы в чалмах, турецкие чиновники и офицеры в высоких барашковых шапках, купцы, ремесленники и крестьяне в красных фесках, которые тогда еще не были запрещены.

Где-то вдали послышалась канонада. Пробежал встревоженный капитан, забегали пассажиры. Из уст в уста стал передаваться слух о том, что Самсун обстреливают греческие и английские суда… Но пароход, хотя и медленнее, продолжал идти вперед. Наконец, показался Самсун, один из самых красивых городов на Черном море, центр «табачного золота». Город уступами поднимался вверх. Внизу явственно виднелись набережная, ипподром, красивые виллы с садами, пляж и множество кораблей в порту.

На рейде, как бы закрывая доступ в порт, стоял длинный серый американский контрминоносец. Со стороны Константинополя, мощно разрезая волны, к нему приближался второй. Не успела наша старая посудина развернуться, как он пронесся мимо нее. Раздался залп, сверкнули огни. Первый контрминоносец ответил таким же залпом. Был ли то салют или эта стрельба преследовала психологические цели, трудно сказать. Второй контрминоносец бросил якорь рядом с первым.

Самсун — центр вилайета, то есть генерал-губернаторства, город исключительный по выгодности своего географического положения на анатолийском побережье. От него начинался почтовый тракт на Багдад, через него шли транзитные пути в Диарбекир, Мамурет-Уль-Азиз, Сивас, Ангору, Бафру, Чаршамбэ. В Самсуне были сосредоточены склады импортных товаров и экспортного сырья. Самсунский район производил самый лучший в мире табак. Довоенная годовая продукция самсунского табачного рынка доходила до 40 миллионов килограммов. Ежегодный вывоз лучших сортов табака составлял около 10 миллионов килограммов, между тем как мировая потребность в этих лучших сортах определялась в 12 миллионов. Самсунский табак считался не только лучшим в Турции, но и единственным по своим качествам во всем мире. Громадное его количество вывозилось в Египет и после обработки продавалось как «египетский» табак первого сорта.

К моменту моего приезда американцы уже почти полностью захватили табачный рынок в свои руки, и большая часть «табачного золота» уходила в Америку. Но Самсун играл и стратегическую роль. Заняв его, можно было нанести удар в глубь Анатолии. Все это привело к тому, что еще в начале войны турки не составляли даже половины населения города. Из 42 тысяч жителей турок было 15 тысяч, а остальные 27 тысяч — иностранцы. Вся торговля находилась в руках иностранцев и нескольких крупных турецких фирм, связанных с заграничными банками.

Мировая война, гражданская освободительная война, четничество, выселение греков и армян изменили жизнь города. Но иностранная колония по-прежнему держалась крепко и сплоченно. Иностранцы, естественно, пострадали от политики национальной и экономической независимости, проводимой Великим национальным собранием под руководством Кемаль-паши, и они ненавидели кемалистов, лишивших их «капитуляций» [15] Особые права, существовавшие для иностранцев при султанском режиме. . Они также прекрасно понимали, что без поддержки Советского Союза Кемаль-паша не смог бы победить. Поэтому в такой же мере ненавидели и советских представителей.

Но в тот период им приходилось терпеть и ждать. Один иностранный консул в беседе со мной сказал: «В конце концов, Кемаль-паша не вечен, и такие люди, как он, попадаются не в каждом поколении. Турция бедна, ей рано или поздно придется выбирать между коммунистической Россией и западным миром… Подождем».

До мировой войны царский консул считал себя, разумеется, выше местного губернатора. Он имел собственную охрану из казаков, собственную тюрьму, куда сажал «поданных его императорского величества», которых он один мог судить, имел собственную почту, на дверях которой была прибита вывеска с царским черным орлом и надписью: «Российская императорская почта», и собственную пристань, где развевался российский вымпел. Согласно давней инструкции (я нашел ее, разбирая архив царского консульства), императорский консул «должен был держать себя достойно, ни с кем не здороваясь первым, отнюдь не вступая в споры или пререкания с местными властями, но только давая свои указания, из сути дела вытекающие».

Справедливости ради надо сказать, что донесения царских консулов свидетельствуют об их удивительной осведомленности.

С петровских времен Россия считала себя особо заинтересованной в турецких делах. Из поколения в поколение азиатский департамент министерства иностранных дел готовил чиновников для работы в этой стране. И такой чиновник знал все, что происходит в его округе, не хуже местного губернатора.

Иностранная колония, строго соблюдавшая установившиеся традиции, с удивлением наблюдала, как сотрудники советского консульства, Внешторга, Нефтесиндиката и других наших учреждений запросто общались с турками, к какому бы социальному слою они ни принадлежали. Они никак не могли понять, как это консул такого большого государства после разговора с генерал-губернатором Фаик-беем, весьма представительным и важным сановником, или директором Оттоманского банка господином Алюта, который если и ходил пешком, то не иначе как в сопровождении телохранителя, охотно принимал какого-нибудь владельца фелюги, шедшей в Батум, или булочника, брат которого жил в Сухуме.

Иностранные консулы, директора банков, владельцы экспортно-импортных фирм, крупные негоцианты, представители пароходных и страховых компаний раз в год устраивали поочередно большие приемы, на которые приглашались все иностранцы, включая второстепенных сотрудников и клерков. Почти каждый вечер иностранец был зван на какой-нибудь прием. Если прибавить к этому посещение кино, местного варьете, бара в «Мантика-палас», а также иностранных пароходов, где можно было достать вина любой марки, и то, что в иностранный книжный магазин парижские газеты поступали уже на третий день, а в местный французский универсальный магазин «Оразди-Бак» французские наряды регулярно доставлялись пароходами общества «Пакэ», то можно смело сказать, что жизнь иностранцев в этом благословенном уголке Турции была куда приятнее, чем в послевоенной голодной Германии или Италии, где царили безработица и нищета. Какой-нибудь синьор Сомацци, помощник директора местного отделения Оттоманского банка, получавший сто семьдесят пять золотых лир в месяц, на такой же должности в Италии зарабатывал бы раз в пять меньше.