Николай Равич - Молодость века

Мысль о возможности подчинения Турции американскому диктату вызывала тогда у большинства дипломатов только смех.

Что касается меня, я придерживался другого мнения.

Просматривая свою переписку тех лет, я нашел в одном из своих писем, написанном из Самсуна 5 января 1924 года, такой абзац:

«Общее состояние рынка определяется перманентным застоем и отсутствием денег. До тех пор, пока земледелие и табаководство не будут восстановлены хотя бы в довоенных размерах, трудно ожидать экономического оживления. С другой стороны, исчезновение большей части наличных капиталов, вследствие выселения греков и армян, в значительной степени лишает страну способности сопротивляться внедрению иностранного капитала. Исчисление стоимости товаров в английской валюте и сильное колебание курса лиры также плохо отзывается на коммерческих операциях только что нарождающегося турецкого купечества. Несомненно, что внедрение иностранного капитала при помощи концессий и другими способами найдет благоприятную почву. Из всех возможных опасностей экономического закабаления молодой Турецкой республики самая большая грозит ей со стороны Америки. Во-первых, потому, что туркам Америка кажется страной, не имеющей здесь политических интересов в силу своей отдаленности от Ближнего Востока, и, во-вторых, потому, что, выкачивая из Турции все сырье и полностью овладев ее рынками, Америка никогда не позволит ей создать свою индустрию и сделаться экономически независимой страной. Тогда уже, разумеется, она сможет навязывать Турции и свою политическую линию. Не следует также забывать, что и во время «Сивасского конгресса», и до, и после него в Турции имелась большая группа сторонников «американского мандата».

Г. В. Чичерин очень хорошо понимал, что новая Турция при ее экономической слабости может в будущем подвергнуться большим испытаниям.

Предвидение Чичерина было поистине гениальным. В одной из своих телеграмм он писал мне:

«Все, что касается проникновения американцев в Турцию, имеет первостепенное значение».

Войска Кемаль-паши вошли в Константинополь и заняли Смирну. Через некоторое время мне предстояло поехать в освобожденный Константинополь, оттуда в Ангору, потом снова вернуться в Константинополь, из него в Москву, из Москвы отправиться в длительную поездку по Европе с тем, чтобы через Италию, Албанию и Грецию снова попасть в Константинополь.

Генеральное консульство СССР в Константинополе было расположено на Гран-Рю де Пера, в бывшем здании царского посольства. Большинство посольств предпочитало отсиживаться в Константинополе, ограничиваясь посылкой в Ангору какого-нибудь атташе или советника. После дворцов, которые они занимали в пышной столице Оттоманской империи, им было трудно представить себе жизнь в этом затерянном в глубине Анатолии, небольшом, типично турецком городке. И не так уже приятно было иметь дело с Кемаль-пашой, борьбу с которым они вели в течение нескольких лет.

В Турецкой республике, в том же Константинополе, продолжал свое существование в качестве халифа всех мусульман наследный принц султана Абдул-Меджид. Вокруг него группировались бывшие сановники Оттоманской империи, дворцовая знать, реакционное духовенство, крупная буржуазия, связанная с иностранными банками, феодалы-землевладельцы и некоторые правые депутаты из народно-республиканской партии. В Константинополе (как, впрочем, и в других портовых городах) были сильные группы политических деятелей и журналистов, находившихся в оппозиции к правительству и основавших свою партию — «прогрессивно-республиканскую». Вокруг всех этих оппозиционных групп и отдельных политических деятелей копошились, как мухи в навозе, агенты иностранных разведок.

Даже самые выдающиеся дипломаты капиталистических стран не понимали, что сила Кемаль-паши не столько в нем самом, сколько в национально-освободительном движении, охватившем страну. Им казалось, что достаточно подготовить очередной переворот, как все снова войдет в старое русло.

Константинополь жил еще своей прежней космополитической жизнью. Фактически город делился на четыре части: Перу, на улицах которой лишь изредка можно было услышать турецкую речь, Галату, с ее портом и улицами сплошных публичных домов, и Стамбул, преимущественно турецкий, где вокруг мечети Эюб почтенные старики в чалмах продавали в костяных шариках драгоценные душистые масла. Удивительная тишина царила здесь. Только пение птиц слышалось в ясном небе. С величавым спокойствием брал такой старик комочек ваты, погружал ее во флакон с маслом, закладывал в шарик, завинчивал его и вручал вам с поклоном, не называя цены. А на азиатском берегу Босфора располагалась Скутари, с ее рощей вековых кипарисов и большим кладбищем.

Улицы Перы и Галаты с раннего утра и до поздней ночи бурлили разноязычной толпой.

В городе оставались еще десятки тысяч белых эмигрантов — деникинских и врангелевских офицеров всех рангов, одиноких и семейных. Главари «белого дела», крупные генералы, банкиры, бывшие царские сановники, руководители буржуазных партий, торговцы и помещики, набив чемоданы награбленными ценностями и валютой, уже давно укатили в «Симплтон экспрессе» в Париж. Оставалась главным образом масса обманутых, несчастных, а иногда и насильно увезенных на чужбину людей. Стыдно и больно было русскому человеку смотреть на девушек, иногда подростков пятнадцати — шестнадцати лет, худых, голодных, с запавшими глазами, которые, шатаясь, бродили вечером по Гран-Рю де Пера и переулкам Шишлы, пока какой-нибудь слюнявый, замызганный человечек, торговавший днем воздухом или сапожной мазью, подходил к одной из них и уводил, обещая накормить ужином…

Нельзя было без негодования думать о той абсолютной бессовестности, о той величайшей подлости, которыми обладали «спасители России», насильно увозившие русских людей на чужбину и обрекавшие их на унижение, голод, вымирание.

Самые большие способности руководители русских эмигрантов проявили в организации ресторанного дела, ночных развлечений и публичных домов. Даже видавшие все на свете константинопольские торговцы живым товаром были поражены ловкостью и энергией этих «борцов за правое дело». Буквально на каждом шагу вы наталкивались на шашлычные, рестораны, кафе, варьете и прочие заведения, включая «тараканьи бега», организованные русскими. И всюду, начиная от кафе «Москва» и кончая знаменитым «Максимом», посетителя уверяли, что он может за недорогую плату провести ночь с настоящей княжной, графиней или баронессой.

Огромный двор генерального консульства на Гран-Рю де Пера был буквально забит голодными, брошенными на произвол судьбы людьми, молившими только об одном — вернуть их на родину.