Франтишек Фрида - Опасная граница: Повести

— И еще кое-что хочу сказать вам, — проговорил коммерсант. — Семья господина инженера приехала из Берлина на грузовике. Помогали им вполне надежные люди, которые умеют хранить тайны. Я сообщаю вам об этом для того, чтобы вы, чего доброго, где-нибудь не проболтались.

— Ясно, — ответил Ганс, — мы же не базарные бабы. Все будет в порядке, это я вам гарантирую.

— Ну, тогда счастливого пути и ни пуха ни пера!

Они вышли. Небо было звездное, на востоке всходил узкий серп луны. В ее бледном сиянии дорога просматривалась довольно прилично. Вообще-то Ганс не любил светлых ночей. А сегодня ему хотелось, чтобы ночь была особенно темной, беззвездной, чтобы густые облака закрыли луну, медленно передвигавшуюся по черному небосводу. Он понимал, что на открытых полянах их большая группа будет очень заметна, поэтому свернул с полевой дороги и по узкой тропе вышел к ручью, вдоль которого тянулись заросли ольховника. По этой дороге он не ходил добрых пять лет. Под прикрытием зарослей они направились к рощицам. Многочисленные следы говорили о том, что тропой этой пользовались постоянно. Чехи ходили в Германию за дешевым маргарином, который немного отдавал рыбой. Однако тому, кто привык, это не мешало. Кречмер ходить по этой дороге не любил. Он утверждал, что тропа излишне петляет, сильно удлиняя путь. Но сегодня Ганс не хотел рисковать, а эту старую контрабандистскую тропу он знал до мельчайших подробностей, хотя и не ходил по ней давно.

Они вошли в рощицу, которая словно предваряла настоящий лес. Ганс отчетливо слышал шаги своих спутников. На полянах они немного скрадывались, но здесь любой хруст был слышен за версту. Казалось, будто это заснеженные деревья, окружавшие со всех сторон лесную дорогу, во сто крат усиливают звук даже самых осторожных шагов.

Вскоре впереди появилась широкая поляна — светлая полоса, отделявшая их от темного частокола леса. Они остановились и сбросили рюкзаки, чтобы передохнуть. Кречмер принялся вращать длинными руками, разминая затекшие плечи. Ганс закурил трубку, инженер — сигарету. Спустя некоторое время Ганс вышел на поляну и прислушался. Через минуту он вернулся обратно. Беженцы тихонько переговаривались. Девочке было холодно. Марихен держала ее на руках, прижимала к себе, чтобы согреть, и шептала ласковые, нежные слова. Ганса растрогали эти терпеливые уговоры. Марихен была хорошей девушкой. Ее отец очень гордился, что у него такая отважная и прекрасная дочь, но лучше бы он держал ее дома или послал в гимназию, пусть бы училась. Если бы Мария Луиза не умерла...

Ганс вздохнул. Мысли его все время возвращались к дочери, которую так напоминала Марихен. Он злился на себя, пытался отогнать эти воспоминания, но они настойчиво лезли ему в голову. «Наверное, я старый чудак и безумец, — думал он. — И слишком долго живу в одиночестве. Пора, видно, сменить образ жизни».

Докторша вынула из сумки маленькую бутылку, открутила пробку и подала ее Гансу. Он сделал несколько небольших глотков — по горлу и желудку сразу разлилась теплота. Несмотря на мягкий вкус, напиток оказался чрезвычайно крепким, гораздо крепче коньяка, которым их угощал Кубичек. Бутылка пошла по рукам, больше всех хватил, разумеется, Кречмер.

— Далеко еще? — спросил инженер, который за время короткого отдыха успел выкурить две сигареты.

— Меньше чем через час мы пересечем границу. Сейчас придется идти очень осторожно. Здесь может появиться патруль немецкой пограничной охраны, а снег хрустит, словно битое стекло, — сказал Ганс.

— Думаете, могут быть какие-нибудь осложнения?

— Пока все идет нормально. Наверное, патрульные забрались куда-нибудь в теплое местечко. Но может случиться, что они мерзнут где-нибудь на переходе, сидя в засаде.

— Мы отдадим вам все, что захотите, — нервно заговорил инженер, но Ганс резко оборвал его:

— Хватит об этом, следите лучше за дорогой — это сейчас самое важное.

Ему не хотелось говорить о деньгах с человеком, который бежит из родной страны, чтобы спасти жизнь себе и своей семье. Деловая сторона вопроса Ганса уже не интересовала. Кубичеки заплатили неплохо, а о том, почему платили именно Кубичеки, хотя речь шла явно не о коммерческой предприятии, он не задумывался. Ну и что? Какая-то сотая их не разорит, они награбили предостаточно. Одному богу известно, сколько зарабатывали они только после одного перехода контрабандистов. Ведь специализировались они не на сахарине и не на маргарине, а на оптике и механике. А это не грошовый товар. Настоящей его цены Ганс не знал, он знал лишь, что фотоаппараты стоят очень дорого. Он видел цены в витринах магазина. А сколько стоит рюкзак, до отказа заполненный коробками с надписью: «Карл Цейс, Йена»? Но теперь не об этом речь. Он дал слово, что переведет беженцев через границу, а свои обещания он привык выполнять. Было время, когда он водил группу контрабандистов и они зарабатывали большие деньги. Только вот однажды Эрик... Нет, лучше об этом не вспоминать. Ганс понимал, что не виноват в смерти Эрика, и тем не менее старая рана все еще болела.

— Ну что, Йозеф, пойдем? — обратился он к Кречмеру.

— Да, пора, — согласился тот, — а то я уже начал мерзнуть.

Ганс снова вышел на поляну. Серп луны поднялся выше, и стало еще светлее. Он постоял с минуту, прислушиваясь к тишине, затем вернулся к остальным, взвалил на спину тяжелый рюкзак и двинулся вдоль ручья в направлении границы. Идти по протоптанной тропе было довольно легко. Все вокруг было объято тишиной. Ганс поднял голову и остановился. Его притягивало к себе бездонное звездное небо, и он стоял, вглядываясь в него, пока Кречмер не подтолкнул его локтем.

— Ну давай, иди же! — проворчал длинноногий контрабандист.

Ганс решительно зашагал к лесу. Наконец показались бесформенные груды занесенных снегом елей и сосен — за ними начинался густой лес. Ганс вдруг осознал, как выросли деревья за те пять лет, что он здесь не ходил. Именно по этому пути он вел свою многочисленную группу в последний раз. Тогда выдалась душная, жаркая ночь. Парии шатались под рюкзаками, будто пьяные. Ганс шел впереди, Эрик — сзади. Неожиданно сбоку на них вышел патруль немецкой пограничной охраны. Если бы они сразу остановились и подняли руки, ничего бы с ними не случилось. Пограничники поинтересовались бы документами, и только. Очевидно, в это время немцы кого-то разыскивали — патруль был усилен тремя полицейскими. Эрик тогда, наверное, выпил немного лишнего, да и вообще он был вспыльчивым, заводным парнем, все время хвастался, что его никогда не поймают. Так вот он вытащил пистолет и начал стрелять. Контрабандисты моментально разбежались кто куда, а немецкий патруль открыл огонь. В результате Эрик и Майер были убиты, а Гельмут тяжело ранен. Он умер в больнице. У него осталась жена, болевшая туберкулезом, и трое детей. У Эрика же осталась старуха-мать, которая находилась на его иждивении.