Александр Щелоков - Жаркие горы

Впереди он заметил кривое дерево, стоявшее у самой реки. Понял, окажись он там — позиция позволит одному прикрыть весь берег.

Синяков ринулся вперед, прибавив скорость.

Как назло, кустарник кончился. Открылось голое пространство, усыпанное галечником. Пришлось ползти.

Локти, колени то и дело торкались в острые закраины угловатых камней, но он не сдвигал их с дороги, даже если мог, — не было времени возиться с такой ерундой.

Сержант упорно полз напрямик, зная, что надо спешить, что он выиграет, если быстро окажется у кривого дерева.

Позади его раздался озорной выкрик Васькова:

— Коля, друг, не топорщи гуз! Влепит дух блямбу в дуплю, весь вид испоганит!

Кто-то из оставшихся сзади громко, почти исступленно загоготал.

Синяков на миг задержался, перевернулся на бок, чтобы увидеть товарищей, и крикнул в ответ:

— Попридержи язык, Васек! Не оторвало бы!

В это время справа спереди по нему ударили звонкие автоматы. Опустив голову, Синяков подтянулся к большому круглому камню, который нащупал рукой.

Несколько пуль цвикнули над ним, словно сработал модный городской квартирный звонок, щебечущий под птичку.

Когда автоматы стихли, Синяков поднял голову и замер. Во рту пересохло. Все это время он прятался, подгребая к себе боевую часть неразорвавшегося реактивного снаряда. Когда и как он попал сюда — не известно. Упал и лежал как колода, постепенно ржавея. Николай, не глядя, подтянул его к себе и коротал обстрел, ощущая полную безопасность. Надо же!

Немного погодя он вскочил, рывком одолел метров десять и оказался у небольшого горбатого выступа речных наносов. Здесь-то и взялись за него духи всерьез. Судя по всему, его заметили и теперь били прицельно.

Сержант слышал, как пули ударяли в камень над ним с тупым звуком, будто кто-то бил палкой по сырому песку.

Его так и подмывало вскочить, отбежать, перекатиться в сторону, но он понимал, что все эти броские киноприемы в данной ситуации ничего хорошего не дадут. Сейчас только хилый бугор да серый камень прикрывали его от прямых попаданий. Лишись он укрытия, и духи свое возьмут сразу. Они не промахнутся.

Автомат неожиданно застучал совсем рядом, чуть правее его. Кто-то из солдат перескочил открытое пространство и оказался за валуном, который позволял встать во весь рост.

Синяков ощутил волну радости. Не зря все же они занимались в дни, свободные от походов. Не зря! Тяжело в ученье, куда тяжелей в бою. Но если знаешь реальные трудности, как-то смелее принимаешь их на плечи, чем если бы они обрушились на тебя внезапно.

«Сейчас духи уйдут», — решил Синяков.

Он подобрал длинную каменную сосульку, надел на нее каску и стал осторожно приподнимать над укрытием.

Выстрел с той стороны грянул внезапно. Каска глухо ухнула и, отброшенная ударом, покатилась в сторону. Синяков тихо выругался. Надо же так сглупить! Теперь придется лежать, пока не стихнет перестрелка.

С противоположной стороны реки дробно рассыпался гулкий стук двух десятков автоматов. Отстукав, они смолкли.

— Духи сдаются! — закричал позади Синякова горластый Васьков. — Смотри в оба, ребята!

Синяков встал и пошел поднимать свою каску. Она лежала торчком, застряв между двух камней. На крутом боку ее темнела глубокая вмятина.

— Что, Коля, — сказал, подходя к Синякову, ефрейтор Квасов, — казенное имущество калечишь?

Держа автоматы на изготовку, ребята стали прочесывать кустарник.

К майору Полудолину, еще не остывшему от горячки схватки, подошел лейтенант Максимов. Сдвинул каску на затылок, вытер рукавом мокрый лоб. Доложил уныло:

— Все, товарищ майор, двадцать два духа сложили оружие.

— Почему такой хмурый? — весело спросил Полудолин. Он еще не знал, что командиру после боя, не выслушав всех докладов, радоваться преждевременно. Нужно уметь сдерживать чувства, даже если они и переполняют тебя.

— Ефрейтора Глазова убили, — доложил Максимов. — Наповал.

— Где? — спросил Полудолин.

Настроение враз померкло. Тупое, сонное безразличие захлестнуло сознание. Только усилием воли Полудолин заставил себя сдвинуться с места.

— Пойдем.

Они вышли к берегу реки. Глазов лежал непохожий на себя, непривычно спокойный. Голова подоткнулась под большой, обшелушенный ветром камень, обе руки и пулемет оказались под телом. Лицо белело как гипсовая маска.

Полудолин посмотрел на стоявших вокруг солдат. По взглядам и выражению лиц понял — от него ждут каких-то слов. Но слова, нужные для подобного случая, на ум не приходили.

— Вот так, ребята, — только и сказал он дрогнувшим голосом. — Вот так…

Полудолин устало сел на камень рядом с телом, безвольно опустил руки между колен. Смерть впервые прошла совсем рядом с ним, и он ощутил глубокое отвращение ко всему, чем вынужден был заниматься.

«Я не боюсь смерти, — подумал он. — Жалко, конечно, умирать, но чего, собственно, жалеть? Произойдет это годом раньше или десятью позже, все одно — произойдет. И я ведь о том, что умер, сам никогда не узнаю, как не знал об этом Глазов. Мою смерть увидят и оценят только другие. Так чего же бояться?..»

Как ни убеждал он себя в нормальности происшедшего, — война все-таки! — как ни пытался внушить себе полное безразличие к смерти, на душе было гадко и возможное расставание с миром казалось просто ужасным.

— Товарищ майор, — тряхнул его за плечо лейтенант Максимов, — к вам пришли. Пожалуйста…

— Да? — Полудолин отрешенно встал. — Кто пришел?

— Афганский взводный. Это его ребята броском прижали духов. Вот он. Переводить будет рядовой Акбаров.

Полудолин с удивлением смотрел на командира афганцев. Совсем еще мальчик — бебрито (то есть безусый), тощий — тонкая шея в воротнике хомутом, впалые щеки и темные, живые, горящие отвагой глаза. Вооруженный двумя автоматами — один на шее, другой перекинут через плечо, — в другом месте и в другое время он сошел бы за юнца, решившего поиграть в солдатики. Но все, что успел сообщить по радио Щурков о джагре — битве, которую дал душманам взвод афганцев, попавших в окружение, заставляло видеть в пареньке настоящего командира, пылкого, боевого, решительного и, главное, хитрого.

Полудолин крепко пожал твердую ладонь афганца. Представился кратко:

— Майор.

— Ахмад, — в свою очередь сказал афганец. И, широко улыбаясь, поблагодарил: — Ташакур кавем, товарич. Хэ. Хорошо. — И быстро заговорил по-своему.

— Он предлагает вместе провести амал, — перевел Акбаров. — Как это? Да, лучше, наверное, сказать — акцию. Говорит, нас теперь очень много. Надо ударить. Быстро бить надо, пока бандиты не ушли в горы. Нельзя дать им убегать. Это плохие бандиты. Их ангризи готовили.

— Что такое ангризи? — спросил Полудолип.