Виктор Терещатов - 900 дней в тылу врага

— Садись сюда… поближе к огню, — уступая место, предлагает Поповцев.

Сыроежкин присаживается к костру, обводит взглядом приготовившихся слушать партизан и тихо, немного таинственным голосом начинает:

— Случай этот произошел со мной лет десять назад, в Сибири. Приехал я туда к своим погостить. Кто в Сибири бывал, знает, какие там леса. — тайга, дебри. Зверюги всякой — полно. Ну, я не будь дурак, ружьишко с собой прихватил, «зауер, три кольца». Дай, думаю, душеньку отведу, охотник-то я, сами знаете, заядлый. Так вот, приехал к своим. Ясное дело, в первый день поставили на стол водочку, пельмени и другую закусочку…

— А що це таке за пельмени? — спрашивает Беценко.

— О-о-о, брат! Это такая еда — пальчики оближешь, — причмокнул Сыроежкин.

— Давай дальше, нечего соблазнять, — шумят бойцы.

— Ну вот, выпили, значит, пельменей десяточка по три съели и на боковую. А утром, чуть свет, вскинул я на плечо ружьишко — и айда в тайгу. Помню, туман был такой, что пальцем ткнешь — и дырка. Иду потихоньку, прислушиваюсь. Кругом глушь неимоверная. Вижу — впереди поляна. Дай, думаю, выйду покурю и осмотрюсь. Ведь заблудиться там проще простого. Только я вышел, смотрю — кабаны. Сразу два. Впереди — молоденький, беленький, а за ним старый. Клыки… во! — Сыроежкин торчмя приставил к губам указательные пальцы. — Идут они друг за другом, похрюкивают, на меня не смотрят. Вскинул я ружье, а стрелять не стреляю. Которого бить? Первый — чересчур мал, а другой — большой, да старый. Одна щетина на нем, и та лохматая. И решил застрелить молоденького. Прицелился и — бах пулю в него. Смотрю, он как прыгнет кверху — и в кусты. А старый стоит, как вкопанный. Я к нему. Он ни с места. Смотрю, у него в зубах обрывок хвоста болтается. Тут я понял, в чем дело. Старый кабан, оказывается, слепой был. Шел он, придерживаясь за хвост молодого, а молоденький кабанчик — поводырем у него. Я сразу смекнул, что к чему. Взял осторожненько конец хвостика и повел слепца в деревню…

Взрыв хохота заставил вздрогнуть жевавших сено коней. Ребята покатывались со смеху.

Василий Беценко, смахивая слезу, спросил:.

— А колы ты вив його до хаты, вин хрюкав чи ни?

— Хрюкал, хрюкал. Он даже визжал от удовольствия, — отвечал Сыроежкин.

— Ух и врать мастак, — хвалил Сыроежкина Ворыхалов.

Бойцы поели, покурили, отдохнули, и кое-кто хотел было уже прилечь.

Я велел собираться:

— Пора, ребята. Делу время — потехе час.

Местность была лесистая, глухая, и мы двигались по урочищу среди белого дня. Впереди, как всегда, шла разведка. Она вела нас по дороге, протоптанной когда-то нашим братом — партизаном.

К вечеру вышли к сожженной деревне Белевица на реке Великой. Трудность переправы заключалась в том, что река Великая в этих местах зимой не замерзала. Мы вышли к неглубокому броду метров пятнадцати в ширину. Но лезть в ледяную воду никому не хотелось.

На другой стороне виднелись разрушенные постройки хутора Калинки. Разведчики первыми разделись, вошли в воду, бегом проскочили на тот берег и, прыгая на месте, чтобы согреться, торопливо стали одеваться. Потом они гуськом пошли к хутору. Мы не двигались, ожидая их сигнала. Разведчики осторожно обошли постройки и долго что-то обсуждали, размахивая руками. Затем от них отделился связной и спешно направился к реке. Значит, что-то случилось. Навстречу связному вышел наш человек.

— Что там? — спросил он.

— Скажи командиру: наткнулись на свежие следы. В случае чего — прикройте нас! — крикнул с того берега связной.

— Ладно! Идите, не бойтесь.

Сообщение разведчиков нас насторожило. На той стороне партизан быть не могло. Следы явно принадлежали врагу.

Не дожидаясь результатов разведки, мы с Соколовым тоже переправились через реку, чтобы осмотреть следы.

Снег вокруг строений был плотно утоптан. Кругом валялись окурки сигарет. Внутри развалившегося строения остались отпечатки ножек ручного пулемета. Судя по всему, немцев было человек пятьдесят. Здесь сидела неприятельская засада, которая ушла перед нашим приходом. Но куда ушли немцы? Может быть, к лесу, а может быть, они притаились где-нибудь дальше? Идти по их следу опасно, а тащиться по целине с повозками — дело очень тяжелое.

Разведчики прошли до леса и вернулись к хутору.

— Да, немного не дождались они нас, — сказал Поповцев.

Начинало смеркаться. Я велел переправлять отряд. Вскоре мы двигались по опасной тропе к шоссе Пустошка — Опочка. Прошли по вражескому следу около пяти километров, а потом свернули к озеру Езерище, где нам посчастливилось выйти на укатанную автомобилями дорогу.

Через некоторое время отряд приблизился к деревне Зуи. Немцев в ней не оказалось. Жители встретили нас радушно.

В Зуях нам пришлось побывать еще в первую военную зиму, и хотя нас никто здесь не признал, чувствовали мы себя по-хозяйски уверенно.

Местные жители посвятили нас во все новости. Из разговоров с ними мы поняли, что положение в районе напряженное, однако дела складывались не в пользу оккупантов. Население теперь твердо верило, что в ближайшее время сюда придут советские войска. Это было главное.

Даже продажные шкуры — полицейские заметно изменились. Они огрызались на замечания своих немецких хозяев, приторно лебезили перед населением, старались смягчить всякую обиду, нанесенную когда-либо человеку. Предатели чувствовали скорую расплату.

Из местного населения никто больше не поступал на службу к врагу, и немцы вынуждены были привозить откуда-то власовцев, выдавая их за вольных казаков.

В Зуях нас предупредили, что немцы и власовцы заняли почти все крупные села. Они отрядами ездят по деревням, выискивая партизан и коммунистических агитаторов.

Нам было известно, что в этих краях действует партизанская группа под командованием Сковроды. Еще за несколько дней до нашего похода командир Идрицкого партизанского отряда Никаненок упомянул эту показавшуюся нам смешной фамилию. Собираясь в Пустошкинский район, мы заручились письмом на имя Сковроды с просьбой оказать нам всяческое содействие.

Сковроду удалось найти на другой день. Мы встретились с ним в деревне Стайки через специального человека, адрес которого вручил мне Назаров.

Сковрода не очень обрадовался, когда узнал, что в его владения прибыло столько партизан.

— Тесновато будет, но ничего, — сказал он.

Ночью люди Сковроды повели наш отряд замысловатыми путями в лес, к землянкам. Мы долго петляли по густому заснеженному ельнику, пока наконец добрались до места. В лесу, недалеко от реки Алоли, еще с осени были вырыты две землянки. Нам предложили большую из них. Жилище, где предстояло нам обосноваться, походило на погреб, в котором храпят овощи. Внутри было темно, и, кроме поставленной на попа бочки, служившей печью, да снопов ржаной соломы, густо разбросанных по земляному полу, ничего не было. Однако землянка понравилась всем. Тепло, мягко, никакая вьюга нипочем. А что еще нужно нам, партизанам!