Виктор Терещатов - 900 дней в тылу врага

Бойцы тепло распрощались со своими друзьями — местными партизанами, в последний раз окинули взглядом лесное пристанище и, понукая коней, тронулись в дорогу. Нам хотелось засветло подтянуть обоз к краю леса, чтобы с наступлением темноты проскочить мост.

Уже смеркалось, когда лесная дорога вывела отряд к широкой ложбине. Здесь нас встретили Беценко, Ворыхалов и Жорка Молин, находившиеся в наблюдении.

— Как дела? — спросили мы.

— Все в порядке, — ответил Беценко.

Еще раз проверили исправность повозок, разрешили людям перекурить и, не тратя времени, выслали на мост разведку с группой прикрытия. Пошли Соколов, Поповцев, Разгулов, Бычков и еще четверо бойцов. До моста метров четыреста. Разведчики скрылись в темноте. Через пять минут двинулись и мы. Когда половина нашего обоза вышла в поле, на мосту у мельницы раздалась стрельба.

Мы остановились. Стреляли из пулемета и автоматов. Пули, посвистывая, летели в нашу сторону.

«Засада», — подумал я.

На той стороне, по всей деревне Ермолово, загрохотали выстрелы. Вверх взвились сразу несколько ракет, Мы с трудом развернули в сугробах коней, чтобы уйти под прикрытие леса.

Вскоре подбежали посланные на мост ребята.

— Немцы… засада, — сдерживая дыхание, сказал Соколов.

Подошел смущенный Беценко.

— Их там не було. Мы ж дотемна дивилися. Никого не бачили, — виновато сказал он.

К счастью, внезапная встреча с противником закончилась благополучно. Разведчики вернулись невредимыми. Было ясно, немецкий отряд только что прибыл в Ермолово. Враги еще не успели расположиться, иначе несдобровать бы нашим людям.

Что предпринять? Возвращаться обратно к землянкам — значит привести немцев к лагерю сковродовцев. Решаем идти по старому маршруту. Ночь еще впереди, и мы можем успеть переправиться вброд через Великую. Несколько километров идем по густому лесу. Глубокие сугробы затрудняют движение. Порою кажется, что не будет ни конца ни края этой изнурительной дороге.

К полуночи подходим к большому полю, останавливаем усталых лошадей. Привал.

Где-то далеко лает собака, доносится пение петухов. Заходить в деревню нельзя: почти всюду стоят вражеские гарнизоны.

Опять сворачиваем в сторону и по компасу направляемся к шоссе. Рассвет застает нас за озером Езерище в пяти километрах от переправы. Место малонаселенное, и, если не будет погони, вполне можно укрыться и отдохнуть в ближайшем лесу. Ноги подкашиваются от усталости. К обеду кое-как добираемся до переправы. Оставляем в лесу обоз с несколькими бойцами, а сами идем к реке. Вот и хутор Калинки, где не дождалась нас в прошлый раз вражеская засада. Делим отряд на две части и, взяв оружие на изготовку, подходим к постройкам. Если немцы здесь, они никак не ожидают партизан с этой стороны.

На хуторе фашистов нет. Подтягиваем повозки к реке и начинаем переправу. Двое бойцов, раздевшись, заводят в воду лошадь. Дойдя до середины реки, она фыркает и останавливается.

— Но! Но! — кричат наперебой партизаны, но лошадь не в силах сдвинуться с места. Раздеваются еще четверо и начинит таскать мешки с повозки на берег. Так происходит с каждой повозкой. Всем без исключения приходится побывать в ледяной воде. После переправы, чтобы не простудиться, гоним коней что есть мочи, а сами бежим возле повозок. От нас, как и от лошадей, валит пар. Километра через три останавливаемся, разжигаем костер и начинаем сушиться.

Через двое суток отряд прибыл в деревню Бакланица. Как всегда, партизаны радостно приняли нас. Спать не ложились до поздней ночи. Много разных новостей накопилось за время разлуки. Оставив себе необходимый запас провианта, командование бригады приняло решение раздать хлеб голодающим погорельцам. Наделили продуктами и жителей томсинского склепа. Народ горячо благодарил партизан.

В середине февраля обстановка заставила нас уйти в лес к латвийской границе. Там, между речками Исса и Синяя, имелся заболоченный хвойный массив, называемый Лубьевским лесом. Рядом находилось урочище Лоховня. Слово Лоховня нам нравилось больше, и мы решили распространить это название и на Лубьевскую зону. Этот малонаселенный район в летнее время был недоступен ни конному, ни пешему. Большое количество незамерзающих окон требовало и зимой особой осторожности.

Прилегающие к лесному урочищу деревни: Лубьево, Куньево, Ломы, Рубаны, Поповка, Мироеды, Опросово — давно были сожжены немцами. Оставшиеся в живых люди скрывались от врага в лесных землянках.

Наша бригада пришла в Лоховню в то время, когда там уже дислоцировались бригады Бойдина, Вараксова, Гаврилова, Халтурина. На севере Лоховни, в Красногородском районе, действовал отряд Жукова, а у границы — латышские партизаны под командованием Самсона.

Мы выбрали место в густом лесу, в двух с половиной километрах от бывшей деревни Лубьево. Место подобрали удобное, сухое. Достали у погорельцев-беженцев пилы: топоры, лопаты и стали мастерить землянки. Три дня долбили и копали мерзлую землю, пилили деревья. На четвертый землянки были готовы.

Иозеф, посматривая на заклубившийся из труб дымок, в шутку говорил:

— Штадт [1] Город (немецкое). Лоховня.

Так это название и сохранилось за партизанским поселком на долгое время.

Недалеко от нашего лагеря была ровная поляна. Проезжая как-то мимо нее, Назаров посмеялся:

— Вот и Тушинский аэродром под боком.

Слово «аэродром» навело на мысль о самолете, который в то время был нам очень нужен. В штабе бригады скопилось много ценных документов и других бумаг, добытых у немцев при различных обстоятельствах. Все это необходимо было отправить на Большую Землю командованию Советской Армии.

В тот же день бойцы, немного разбирающиеся в авиации, осмотрели поляну и пришли к выводу, что использовать ее для посадки самолетов можно.

— Если срубить эти яблони, то «кукурузнику» здесь будет раздолье, — показал рукой Лопуховский.

— И те две сосны, — поддержал его Женя Крашенинников.

Назаров запросил по рации Большую Землю. Днем в штабную землянку вбежал радист Сергей Курзин.

— Самолет ночью будет! — выпалил он.

Весь лагерь зашевелился. На расчистку посадочной площадки вышли почти все. До вечера мы успели срубить не только яблони и две сосны, но и десятка три больших деревьев, которые, на наш взгляд, могли помешать посадке и взлету самолета.

— Теперь здесь и четырехмоторный бомбардировщик сядет, — безапелляционно заявил наш «академик» Володя Соловьев.

По краям поляны разложили хворост для сигнальных костров, а для дежурства на посадочной площадке выделили специальных людей. Все подступы к поляне перекрыли заслонами на случай нападения врагов.