Виктор Терещатов - 900 дней в тылу врага

Бойцы затопили печь, смастерили светильники-коптилки, и жизнь пошла своим чередом.

В углу, под соломой, Петя Зеленый обнаружил гармонь.

— Ого! Живем, ребята! — крикнул он, растягивая меха.

Все очень обрадовались, но вскоре выяснилось, что играть на гармони никто не умеет. Она переходила из рук в руки.

— А ну-ка, Леша, потурлыкай ты. Может, что получится, — говорил Петя Зеленый пулеметчику Окуневу.

— Не-е, я только на пулемете играть могу. — отказывался тот.

Мы невольно вспомнили своих погибших гармонистов — Федю Попкова и Володю Волкова. Вот если бы сейчас они были с нами…

Спали рядами, прижавшись друг к другу. Было очень тесно и, если кто переворачивался на другой бок, переворачивались все. Чтобы не простудиться, спали в одежде и в валенках. Так было и удобнее, потому что ночью по очереди ходили в караул.

В целях безопасности выставляли на подступах к землянкам двойные посты. Часовые инструктировались строго, так как в случае внезапного нападения наша гибель была неминуема. Землянки представляли собой хорошие ловушки.

На другой день, утром, к нам зашел Сковрода.

— Как спалось, что снилось? — весело спросил он.

— Спасибо. Лучшего не желаем, — хором ответили бойцы.

В тот же день устроили совместный обед. Хозяева вынули из тайников лучшие припасы.

— Ешьте, хлопцы, от пуза, — угощал нас лесной повар.

Много дней провели мы вместе. Нам полюбился этот небольшой спаянный коллектив. Интересно, что у половины его бойцов была такая же фамилия, как у командира. Иногда смешно получалось. Например, кричат: «Сковрода» — выбегает связной. Оказывается, вызывают пулеметчика. В другой раз требуют повара — бежит разведчик. Даже когда я поехал с самим командиром в деревню Зуи, мы и там столкнулись со Сковродами.

— Это моя родная деревня. У нас здесь почти все партизаны, — пояснил он.

Сковродовцы имели тесную связь с народом. Население уважало их и оказывало им всяческую помощь.

Занимаясь разведкой, мы заодно заготавливали продовольствие. Сковрода хорошо знал, где какой староста подготовил для сдачи немцам хлеб и мясо. Мы навещали эти деревни и там, на месте, «переадресовывали» продукты…

Деревенские старосты часто просили нас выдать им для оправдания соответствующий документ, что мы с удовольствием делали. Вот, например, какие расписки оставляли мы:

«Настоящая расписка дана немецкому коменданту в том, что мы, партизаны, взяли у старосты одного бычка, две овцы, двух свиней, отобранных у народа и приготовленных для сдачи немецким оккупантам. Обижаться не советуем, взамен этого фюрер пришлет вам свою, германскую, свинью. Ауфвидерзейн!»

Находясь как-то в разведке, мы проходили вблизи знакомой деревни Кряковка. И, несмотря на то, что она была окружена плотным кольцом немецко-власовских гарнизонов, решили заглянуть туда. Пусть видят люди, что мы живы и продолжаем бороться против фашистов. В деревню со мной пошли Поповцев и Ворыхалов. Поздним вечером, миновав заставы противника, подошли к знакомому дому. Хозяева еще не спали. В доме тускло горела лучина и был слышен глухой шорох.

Постучали в окно. В сенях заскрипели половицы, звякнула щеколда.

— Кто здесь? — послышался знакомый голос.

— Принимай гостей, мамаша. Старые знакомые пожаловали, наверно, признаете, — сказал я, переступая порог.

— Кто же вы такие?

Мы вошли в избу и нарочно обратились к свету, чтобы хозяйка могла видеть наши лица. Я увидел в чулане самодельные жернова и понял, почему был слышен из дома шорох.

— Господи. Сынки родные! Да неужто вы живы! — всплеснула руками хозяйка.

— Пока живы, — улыбнулся Ворыхалов.

— Надо же! Третью зиму воюете с ворогами и — живы-здоровы. Уж не молитва ли вас хранит?

— Мы заколдованы от пули, мамаша, она нас стороной обходит, — смеясь, ответил Поповцев.

— А где же тот веселый паренек, который покурить любил.

— Коля Горячев?.. Погиб весной.

— Ой, лихо! Такой молодой и погиб. Вот, поди, мать плачет.

— Нет у него матери. Сирота он.

Хозяйка утерла выступившие слезы.

— Когда война кончится, на могилку сходите к нему, цветов снесите.

— Мы школу назовем его именем и памятник поставим, когда война кончится. Пусть кувшиновцы гордятся своим комсомольцем, — сказал Поповцев.

Мы рассказали хозяйке об успехах Советской Армии и велели передать всем односельчанам, что наши войска скоро придут сюда.

— Ох, скорей бы, сынки мои. Надоело все. То немцы, то полицаи, а то вот наехали какие-то казаки-власовцы, изменники. Житья нету. Убивают да грабят. Вот видите, по ночам украдкой зерно мелю. А днем, чтоб антихристы не заходили, больной притворяюсь. Они больных боятся.

На прощание хозяйка сунула нам по большой румяной лепешке.

— Дай бог вам здоровья.

— Спасибо, мамаша, после войны увидимся…

Забавный случай произошел с нами на следующий день. Мы выехали в разведку вверх по реке Алоле. Резвая пегая кобылка подвезла нас к большаку Глубокое — Красное. Только сошли с саней, чтобы осмотреть дорогу, как вдруг увидели немецкую машину. Она медленно удалялась, оставляя за собой на обочине толстый резиновый шнур, черной змейкой ложившийся на землю. Это немецкие солдаты решили протянуть между штабами кабель. Едва машина скрылась за поворотом, мы принялись рубить его. Но этого нам показалось мало.

— Давайте смотаем, — предложил кто-то из ребят.

Не прошло и двух минут, как наша лошадь бежала по большаку, а мы, сидя в санях, подбирали кабель. Немцы разматывали, а мы следом сматывали. Так проехали с километр. Кабеля набралось полные сани. Мы обрубили его и отвезли в лес. Кабель хороший, шестижильный. Но что с ним делать, не везти же с собой? Взяли и сожгли.

— Теперь немцы пусть позвонят… — смеялись бойцы.

Постепенно наш отряд заготовил много зерна, муки, мяса. Теперь оставалось благополучно доставить груз до места. Для этой цели мы раздобыли еще тройку коней.

Ко дню нашего выхода из лесного лагеря Сковроды число вражеских гарнизонов в округе увеличилось. Помня о переправе через реку Великую и о засаде, которая там была, решили избрать другой путь.

Недалеко от лагеря в деревне Ермолово через реку Алолю был мост. Если бы нам удалось переправиться по нему, не нужно было бы переходить в брод реку Великую. Загвоздка состояла в том, что в этой деревне часто останавливались немцы.

Рано утром мы выслали к Ермолово наблюдателей, а сами начали готовиться к ночному походу: погрузили на повозки заготовленный провиант, увязали мешки. Лошадям в этот день вместо сена дали овес: им нужно было набраться сил.

Сковродовцы ходили грустные: за это время они подружились с нами и не хотели расставаться.

Во второй половине дня к землянкам пришли связные от наших наблюдателей. Они доложили, что в деревне противника нет.