Нгуен Нгок - Страна поднимается

— Мама, — сказал он, — мне ведь и дома оставаться никак нельзя. Останусь весь век наш ни вам, ни мне, ни Хэ Гу житья не будет. Вспомните, Лиеу-то, бедная, светлых дней, можно сказать, и не видела. Проклятый Зьем с американцем будут еще хуже француза. Если мы с товарищами не поедем учиться к дядюшке Хо, не укрепим свои силы, враги вовек не уйдут с нашей земли.

Мать не сказала ему ни слова. Она сидела спокойно, не плакала. Седые волосы падали на ее изборожденный морщинами лоб. Нуп придвинулся к ней поближе.

— Мама, когда я уйду, соседи присмотрят за вами…

Она молчала по-прежнему. Нет, и про то, о чем говорил Нуп, речи не заводила. Вот уж который день молчала, не проронила ни слова.

Но тут она вдруг взяла хворостину и, помешав угли в очаге, сказала:

— Захвати, сыпок, не забудь, флягу с медом для дядюшки Хо…

…И вот сегодня все собрались в общинном доме проводить Нупа и Тхе. Завтра рано утром они уходят. Нупу так много хочется сказать землякам, но он не знает, с чего начать. То же самое происходит и с Тхе. Нуп смотрит вокруг: да, все они здесь — и Гип, и дядюшка Па, Сии, Зу, дядюшка Шунг, дядюшка Шринг… Са из Баланга и Кхип из Дета тоже пришли на проводы. Нуп снова обводит взглядом всех своих земляков. Огонь полыхает, то высвечивая знакомые лица, то отбрасывая их назад в темноту. Вот он выхватывает из мрака кудрявые волосы Гипа, угловатый подбородок и блестящие глаза старого Па, крепкие черные руки Кхипа, его добрые глаза… Чего только не было за эти десять лет! Люди бана ели пепел вместо соли, вместо одежды носили кору дерева кэдон… Француз изо всех сил старался втоптать их в грязь. Но ни один из них не упал, не погряз в трясине. Каждый, кого ни возьми, стоит упрямо и твердо.

Вон у старого Па спина не согнулась, не сгорбилась. С той поры, как погиб Тун, он каждый год возделывает три поля — лучших во всей деревне, и работает в общинном комитете. Дядюшка Шунг теперь тоже «товарищ»; он почти совсем не молится, зато по-прежнему рассказывает молодежи старинные предания. И каждые десять или пятнадцать дней повторяет он снова историю о чудесном мече богатыря Ту. Нет, слушатели у него не переводятся, их день ото дня становится все больше и больше. Но теперь всякий раз, изложив саму историю, он затягивается из своей трубки, долго, со вкусом выпускает клубы густого пряного дыма и говорит не спеша: «Слушайте, земляки, клинок чудесного меча найден и снова соединен с рукоятью. А ведомо ли вам, что такое меч славного Ту? Знайте же: это — СПЛОЧЕНИЕ! Люди из племени кинь сплотились воедино с горцами, вся страна как один человек. Раньше никто не мог найти клинок меча и соединить его с рукоятью. Теперь это сделали Партия, дядюшка Хо…»

Нуп смотрит на Са. Вот ведь как. Са проучился внизу, на равнине у киней, восемь месяцев, стал важным работником: пишет, читает бумаги, а сейчас учит детей в общинной школе… Да, считай, весь народ бана поднялся, расправил плечи — весь, до единого человека. Поднялись люди из племени еде, зиарай, кинь, мнонг… Наверно, нет уголка, где бы не поднялся народ. И если Нуп покинет горы и леса Тэйнгуена, вместо него встанут сотни, тысячи земляков.

— Послушай, брат Нуп, ты уезжаешь в Ханой. Уж там-то наверняка ты встретишь дядюшку Хо. Не говори ему, что мы, люди Конгхоа, плакали сегодня. Просто нам очень жаль расставаться с тобою и с Тхе. Вроде бы сердцу и не хотелось плакать, да вот глаза подвели. Скажи, пожалуйста, дядюшке Хо: люди Конгхоа желают вам здоровья, могучего, как леса и горы, нескончаемого, как ручьи и реки. И еще передай: народ бана научился есть пепел вместо соли, надевать кору вместо платья, научился распалять гнев камней и гор и обрушивать их на француза. Так что ни проклятому Зьему, ни американцу не осилить народ бана.

2 декабря 1955 г.

Если по-настоящему дружишь с человеком, невольно забываешь, когда и как познакомился с ним. Кажется: знал его всегда, всю жизнь. И не возьмись я за это вступление к прозе Нгуен Нгока, наверное, так и не вспомнил бы, как двадцать пять лет назад, зимой 1957 года, приехала в Москву первая делегация писателей Вьетнама. В составе ее был и Нгуен Нгок, совсем еще тогда молодой — в сентябре он отметил свое двадцатипятилетие. Именно с Нгоком особенно быстро нашел я в тот раз общий язык. Может быть, потому, что мы оказались почти ровесниками, а возможно, и оттого, что я успел к тому времени прочитать его роман «Земля поднимается», который увлек меня необычностью характеров и событий, красотой и величием лесов Тэйнгуена — плоскогорья на юге Центрального Вьетнама, где происходило действие романа, — и такой непривычной для прозы распевной интонацией народного сказа.

За книгу эту — она вышла в 1956 году — Нгок получил первую премию Ассоциации культуры. Но о лауреатстве своем он даже не заговаривал. Нгок вообще не любит говорить о себе. Рассказал только, как на едином дыхании, с утра до ночи не отрываясь от рукописи, писал роман на творческом семинаре — его проводило в конце пятьдесят пятого армейское Управление культуры. Нгок был тогда, да и долго еще потом оставался офицером Народной армии. Во время той, закончившейся в 1954 году войны с колонизаторами родился у Нгока замысел его первой книги о людях, вместе с которыми он жил и сражался. Это они пели ему у ночных костров свои древние песни, делились немудреной и скудной едой; они вынесли его, раненного при штурме французского форта, из-под вражеского огня. У многих персонажей романа есть реальные прототипы, был он и у главного героя — Нупа. Нгок мало что изменил в его судьбе, не поменял и имени. Потом мне и самому удалось повидать Нупа — в Ханое, на сессии Национального собрания, депутатом которого он стал.

А роман, как это бывает всегда с хорошими книгами, живет своей самостоятельной жизнью. В 1978 году вышло седьмое его издание; сейчас, как я слышал, готовится еще одно — для школьных библиотек. Его перевели и издали во многих странах.

Говорят, в литературе, как и на сцене, главное — дебют. Но сколько их было, шумных дебютов, не подкрепленных дальнейшим творчеством и забытых! Нгуен Нгок подтвердил свою литературную репутацию второй книгой, изданной через пять лет. Маленький томик — семь мастерски написанных рассказов: один воспоминания о Тэйнгуене, остальные шесть о Севере, почти все снова о горцах, только теперь герои рассказов Нгока — выходцы из народностей мео, тай… Писал он их не в тиши кабинета, довольно долго командовал Нгок ротой, охраняя горные селения и троны от контрабандистов и диверсантов. Работал урывками. Но такова уж особенность его таланта — рассказы кажутся отшлифованными с терпением и усидчивостью ювелира. Бак умело найдены верные тона и краски, как точно написаны характеры! Нгок показал себя мастером лирической прозы. Он выработал свой особенный стиль, в котором мягкость, поэтичность акварели соседствует со скупой точностью графического штриха. Теперь уже прозу его не спутаешь ни с чьей другой…