Николай Чебаевский - Страшная Мария

— Явились, явились…

На дороге, где она поворачивала на узкую луговинку между скалами и озером, появилось несколько конников. Затем показались основные силы.

На партизанских позициях установилась напряженная тишина. Сейчас все решали минуты. Тронется за разведкой весь отряд есаула или, наоборот, передовые всадники, обнаружив ловушку, ускачут обратно?

Партизаны взяли врага на прицел. Но приказ коммунара был строгий: открыть огонь только тогда, когда основные силы карателей втянутся в проход между скалами и озером. Сигналом будет взрыв гранаты, которую швырнет он сам. До этого не стрелять даже в том случае, если кто-то не выдержит и выпалит из винтовки. Главное, чтобы не сорвались пулеметчики. В отряде теперь уже три пулемета, и они могли решить исход боя, если пулеметчики до поры не выдадут себя.

Отдавая такой приказ, Путилин исходил из того, что один-два винтовочных выстрела вряд ли провалят засаду, переполошат карателей. Выстрелы эти могут означать, что беляков заметили партизанские дозорные и предупреждают своих.

«Как-то поведет себя Космачев», — думал Путилин. Можно было еще днем осудить и расстрелять его, как белого шпиона, но у коммунара где-то в глубине души еще жило сомнение: вдруг отпевец схитрил, назвал Космачева для того, чтобы отвести удар от кого-то другого, от действительного предателя. Если каратели пойдут на прииск, значит отпевцу надо верить, и тогда вина Космачева будет доказана. А пока командир хозвзвода был фактически изолирован.

Предусмотрительность коммунара была не напрасной. Как ни зорко следили за Космачевым разведчики, а когда конники белых въехали под скалы, Космачев успел вскочить на коня, огреть его плеткой. Нет, он не горел желанием ценой жизни выручить отряд есаула. Но с тех пор, как Путилин отменил приказ об отходе на прииски, он сообразил, что погорел и надо как-то спасать шкуру. Но как? Он был хитер и понял, что не зря Мария и ее разведчики присоединились к его роте, не зря держатся вблизи. Не обмануло его даже то, что Путилин этим самым вроде оказывал ему честь: обычно разведчики придавались подразделению, которое выдвигалось вперед, задачи которого были сложнее.

— За мной, братва! — крикнул он. Но рванулся не вперед, а назад, в сторону приисков.

Видимо, он рассчитывал, что если не все, то какая-то часть партизан его взвода устремится за ним. Это внесет замешательство в общие ряды. И в суматохе, тем более, что не приказано стрелять до взрыва гранаты под скалой, он сумеет скрыться.

Однако в потемках Мария неприметно для Космачева спутала его жеребца. От удара плетью тот тяжело скакнул несколько раз и взвился на дыбы. Космачев вылетел из седла. Впрочем, ловкостью он обладал кошачьей и не упал, а, перевернувшись в воздухе, оказался на ногах. Выпалив из револьвера в кинувшегося к нему Ванюху, он бросился наутек. Но Ванюха сбил его ударом приклада. Как потом выяснилось, удар пришелся в темя и оказался смертельным. Однако Ванюха сгоряча не понял этого, заломил руки и скрутил предателя.

А перед эскадроном белых в эти мгновения выскочили из тальников на берегу озера трое верховых и сумасшедшим галопом помчались к ельнику, к приискам. По замыслу Путилина, белые должны были принять всадников за убегающий партизанский дозор. Так оно и случилось.

Услышав револьверный выстрел в ельнике и увидев, как партизанские дозорные, точно по сигналу, что есть мочи поскакали в направлении приисков, есаул замер. Велик был соблазн на плечах дозорных ворваться в лагерь партизан и начисто вырубить захваченный врасплох отряд коммунара, добраться, наконец, и до «заколдованной» Страшной Марьи. После стычки с Марией на карнизе возле реки, когда она чудом спаслась от сабельного удара, а его свалила выстрелом, честолюбие есаула было задето. Он поклялся себе, что уничтожит весь партизанский отряд. И когда голова Марии скатится с плеч, тогда все увидят, велики ли были ее колдовские силы.

Все же он действовал с осторожностью. Не ввел сразу весь отряд в опасный проход между скалами и заболоченным озером, выжидал, не загремят ли скалы выстрелами. Но стрельбы не было даже после того, как поскакали прочь партизанские дозорные.

Это окончательно убедило есаула: засады нет. Он выехал вперед, коротко скомандовал:

— За мной! — и стремительно поскакал во главе всего отряда.

Он доскакал до средины прохода, когда со скал под ноги коня прилетела граната. Взрыв грохнул прямо под брюхом, и конь рухнул со всего разбегу, забился в судорогах, прижав есаула к подножию скалы. Хотя ни один осколок не задел Петуха, все же на какое-то время, оглушенный взрывом и ударом о камни, он потерял сознание. А когда очнулся, увидел кошмарную, как в дурном сне, картину.

Со скал яростно строчили пулеметы, гремели винтовочные и ружейные залпы. Такие же залпы раздавались со стороны озера. Застигнутый врасплох, попавший под перекрестный уничтожающий огонь, отряд есаула смешался. Одни конники скакали все еще вперед, другие уже повернули назад, а третьи с перепугу кинулись к озеру и тонули там в хляби плавунцов. Многие всадники кинжальным огнем были уже скошены. Раненые кони непереносимо визжали, да и люди вопили не менее страшно.

Вскоре стрельба прекратилась. «Слава богу, у красных кончились патроны! — пронеслось в голове есаула. — Спасется хотя бы часть отряда».

Однако тут же из ельника со стороны приисков вылетела партизанская конница и с пиками наперевес, с громогласным «ура» устремилась на еще уцелевших, очумело мечущихся карателей.

Короткая эта пауза, когда прекратилась стрельба, а партизанская конница еще не успела докатиться, спасла есаула. Он успел уцепиться за гриву сумасшедше скакавшего чьего-то, потерявшего всадника коня. Одним рывком, с ловкостью хорошо натренированного джигита взлетел в седло. А оказавшись в седле и вымчавшись из-под предательских скал, он сразу почувствовал себя увереннее, сделал отчаянную попытку организовать уцелевшую часть отряда, возглавить если не для обороны, то для достойного отхода. Однако паника была слишком велика. Конники в ужасе мчались мимо, никак не воспринимая, а может, и не слыша его криков:

— Без паники! За мной!

Есаул понял: отряда больше нет. И людей нет. А мчатся, спасаются, припав к гривам коней, обезумевшие звери. Натворили они людям столько зла, что знали: никакой им пощады не будет. И таким же загнанным зверем почувствовал есаул себя. Однако спасаться позорным бегством вместе с этим беспорядочно удирающим стадом он не хотел.

Резко осадив коня, повернулся лицом к накатывавшейся на него партизанской лавине. Почти совсем рассвело, и есаул отчетливо увидел красные банты на шапках, яростные лица мужиков и орущие «ура» глотки. Впереди всех рядом с Ванюхой скакала Страшная Мария. Вот она уже совсем близко. Узнала есаула и, видать, была поражена: почему он один стоит посреди дороги? Стоит так, будто надеется грудью остановить партизан.