Николай Чебаевский - Страшная Мария

Не помня себя, Мария вытянула Катерину плетью. Та взвизгнула, завопила:

— Господи, да за что бичом?

— Тебе еще не понятно? Тогда я растолкую!

И Мария несколько раз хлестнула бабу по спине. Вырвалась наружу неизбывная ненависть к Борщовым. Хоть и была Катерина когда-то подружкой по вечеринкам, но теперь-то она сноха Матвея, жена Семки Красавчика, повинного в зверской расправе над ее Иваном, в злодейском погубительстве Танюшки. А тут еще и собственного ребенка, стерва, изволила потерять!..

Наверное, Мария избила бы Катерину до полусмерти, не обвейся плеть о спицу колеса. Пока Мария дергала, освобождала ее, старик успел крикнуть:

— Да не наша это соплюха! Лизки Прониной она! Спасли мы ее…

— Лизки? Какой Лизки?

— Говорю, Прониной! Лизку-то вчерась подстрелили с колокольни, а Катька, дура, пожалела сиротинку, подобрала на горе себе.

— Не бреши, старый! — опешила Мария. — Где ж тогда Катеринина грудняшка?

— Так своих-то ране на пасеку отвезли. При Лешке они там… А теперь вдругорядь едем.

Опомнилась немного и Катерина, заголосила:

— Ой, господи, где справедливость?.. Я душу живую пожалела, и меня же за то кнутом!

Мария поняла: не врут Борщовы про ребенка. Круглая теперь сирота: отца каратели повесили еще весной, а вчера, значит, и мать подстрелили. Все ясно. Но вот в поведении Борщовых разобраться было труднее. Все у них в семье перепуталось так, что сам черт голову сломает. Понятно, почему Семка стал начальником колчаковской милиции и лютовал вместе с карателями. Однако какой леший мельника Степана занес вместе со стервой Фроськой в анархисты? Трудно уяснить и то, почему сам Матвей Борщов не укрылся в церкви, когда беляки заперлись там, а остался в селе, которое заняли партизаны. Объяснимо, почему Катерина подобрала грудняшку убитой Лизаветы: сердце какой бабы позволит оставить живое дите возле трупа? Но откуда взялось такое великодушие у Матвея, как он позволил это Катерине? Мария не могла уразуметь все это и недоверчиво спросила:

— Как же вы его могли обронить?

— Диво ли? Вон погода-то какая. Заторопились, недоглядели, тряхнуло, знать, на выбоине… Ну, оно того, и вывалилось, дите-то… — Глаза у Матвея бегали, жилистые, узловатые руки не находили места.

И Марии стало ясно: это наверняка старый дьявол, не желая иметь в семье «красного» ребенка, незаметно скинул его с воза. Когда Катерина подняла сироту, он не посмел ей возразить при партизанах, а при первом же удобном случае избавился от «докуки» самоуправно. Лукавый, гад!

— Ну, бери, живо! — властно потребовала Мария. — За то, что сироту партизанскую приютила, спасибо. А что плетки испробовала — сама виновата. Погода погодой, а дите потерять — это такое… это такое…

Мария не сумела выразить то, что хотела сказать. Но глаза ее сверкнули так, что всем стало жутко.

— И ты, старый кобель, запомни: потеряется ребенок или случится с ним что — худо будет. Ох, худо!.. Беляки меня Страшной Марией прозвали, а для тебя я буду еще лютей. Понял?..

— Знамо, как не понять, — пробормотал старик, отступая за телегу.

— На, возьми. Как зовут-то, знаешь?.. Анютка? Вот будешь, значит, растить красную Анютку.

Мария протянула девочку в дрожащие руки Катерины. Но напоследок ей захотелось взглянуть на партизанскую сироту. Она развернула одеялко. Девочка тотчас высвободила беленькую пухлую ручонку, цепко поймала Марию за палец. И такое удивительное тепло, такая нежность нахлынули на Марию, что она едва не заревела в голос, уткнулась лицом в одеялко. Оно резко пахло мочой, потом давно не купанного ребенка, но для Марии не было запаха милее. Наконец, она выпрямилась, застыла в молчании. Остальные тоже молчали, напряженно ждали, что будет дальше.

— Нет, партизанская дочь и должна остаться партизанской дочерью! — сказала Мария, как бы сбросив с себя оцепенение. — Слушай, Катерина: девочка поживет у тебя до поры, пока мы расколотим колчаковцев. Скоро им каюк. Тогда я заберу Анютку к себе. Поняла?.. И еще запомни: может, только из-за партизанской дочки и будет Борщовым прощение…

Катерина кивнула головой.

— А слякоть-то, гляди, проносит, — неожиданно сказал Ванюха.

— Слава те, осподи! — перекрестился Матвей Борщов.

Мария пришпорила коня. Ванюха поскакал следом. Если бы он был рядом, то наверняка удивился бы, увидев лицо партизанки. Всегда суровое, оно по-утреннему просветлело.

Но Мария и сама этого не замечала. Она еще не понимала, что с этого момента всеми ее поступками будет руководить не только ненависть, но и живое тепло воскресшей любви к жизни.

Конец беляков, как сказала Мария Борщову, был действительно близок. К началу зимы партизаны освободили от колчаковцев почти весь Алтай. Присалаирье — тоже. В среднем и нижнем Причумышье гремели имена Рогова, Анатолия Ворожцова. Рогов стал главнокомандующим партизанским войском всего Причернского края, который был объявлен Советской республикой. Анатолий — комиссаром. А позднее, когда Рогов с Новоселовым, фактически изменив Советской власти, ушли через Салаирский кряж в прикузнецкие села и шахтерские города и поселки, Анатолий сформировал Первую Чумышскую Советскую дивизию, двинулся на соединение с частями Красной Армии.

Только церковь в Высокогорском все еще держалась, хотя у карателей никаких надежд на спасение не оставалось. Запасы продуктов в церковных подвалах попы и купцы создали заранее, а в ограде имелся глубокий родниковый колодец, и беляки могли еще долго отсиживаться, но пробиться к своим через обширные освобожденные районы им оказалось не под силу. И выручки ждать не приходилось: колчаковская армия стремительно катилась на восток, ей было не до гарнизона, сидевшего за церковной оградой в каком-то безвестном притаежном селе. Конечно, каратели понимали всю безвыходность своего положения, но сдаваться не хотели: слишком много зла натворили на земле, чтобы надеяться на пощаду. Лишь тогда, когда партизаны подвезли пушку, гарнизон выкинул белый флаг.

Но отряд Путилина ушел из села до того, как обреченные беляки капитулировали. На осаду церкви было поставлено пришедшее из степного Причумышья роговское подразделение, в которое влился Коська Кривопятый со своими головорезами, а Путилин ушел на подступы к Бийску. Беляки из города пытались прорваться к Высокогорскому, против них нужно было выставить боевой заслон.

По первозимку Красная Армия заняла Бийск. Путилинский отряд влился в регулярные части.

Здесь и рассталась Мария с Путилиным и Ванюхой Совриковым. Коммунар и Ванюха ушли с полком Красной Армии на восток, добивать Колчака, а Мария вернулась в родное село.

Прежде всего она решила взять к себе Анютку, партизанскую дочь. Однако ни в Сарбинке, ни в Высокогорском, ни в одном из ближних сел и деревень не нашла Катерину.