Николай Чебаевский - Страшная Мария

— Хватай живьем! — раздался выкрик Ванюхи.

Есаул резко вскинул наган. Но выстрелил не в Ванюху и не в Марию.

— Ваша взяла! — бросил он. И пустил пулю себе в висок.

Конь есаула, едва всадник свалился с седла, развернулся и поскакал впереди партизанского отряда, словно дорогу показывал.

Так вслед за есауловским конем партизаны ворвались в Медунцовку. Но группа отступавших карателей не задержалась здесь, помчалась в Высокогорское, где остался тыловой заслон из милиции и кулацкой дружины. Немного опомнившись, партизаны решили дождаться коммунара.

Путилин не потерял головы от азарта погони. Он остался на месте засады с двумя взводами, расстрелявшими белых конников. Прежде всего велел собрать бесценное для партизан оружие убитых и раненых карателей, переловить уцелевших коней. И лишь после этого поспешил в Медунцовку.

…Шли дни. Продолжались стычки с колчаковцами. На смену отряду Петуха появились другие карательные отряды беляков. Но теперь уже партизаны Путилина меньше прятались, чаще держали инициативу в своих руках. Держа связь с основными партизанскими силами Причумышья, отряд креп, наливался силами.

Красная Армия, перевалив через Урал, гнала полчища адмирала Колчака по сибирским просторам. Приспела пора повсеместно очищать родную землю от белогвардейской погани.

Партизаны с ходу захватили Высокогорское. Колчаковцы укрылись в церкви. Одолеть штурмом не удалось. Церковь стояла за крепкой кирпичной оградой, поверх которой поднималась узорчатая железная решетка. Конечно, и за этой оградой, за толстыми церковными стенами беляки бы не удержались. Остановила партизан большая площадь. С колокольни она прочесывалась пулеметным огнем, а лезть на рожон партизаны не хотели. Решено было взять колчаковцев измором.

Плотно обложили зверя. Но он огрызался. Из церковных окон и с колокольни все четыре улицы села, выходящие на площадь, простреливались во всю их длину. Жители оказались на мушке у врага.

Вместе с колчаковскими офицерами и солдатами в церкви засели местные богатеи. Там же были и насильно мобилизованные мужики. Если одни палили для близиру, то другие вели прицельный огонь. Стреляли и в женщин, и в детей.

На партизанском совете постановили все население эвакуировать в ближние деревни. Под покровом ночи из села тронулись скрипучие телеги, груженные всяким домашним скарбом и продуктами. Поверх возов гнездились ребятишки.

Мария в ту ночь возвращалась из другого отряда, куда ездила для связи. Сопровождал ее, как обычно, Ванюха Совриков.

Телеги беженцев запрудили дорогу. Чтобы не глотать пыль, а главное, не слышать детского плача, которого Мария теперь не выносила, они свернули с дороги в сторону. Ехали сначала полем, затем выбрались на заросший проселок.

Наступило утро. Однако рассветало еще плохо. Небо застилали тяжелые тучи, сыпала мокрая крупа, резкая, с ветром.

— Здоровенная туча катит! — весело воскликнул Ванюха.

— Чему радуешься-то? — усмехнулась Мария.

— Когда бог гневается, у меня это душу веселит. А ты боишься?

Нет, она не боялась. Но и вымокнуть под слякотью — мало приятного. И она подстегнула коня.

— Значит, побежали? — еще веселее, почти азартно крикнул Ванюха.

Как и все партизаны, он никогда не говорил «поехали». Ехать в его понятии значило — тащиться шагом на груженой телеге.

Кони были резвые, сразу взяли в намет. Однако Мария внезапно осадила своего Игреньку, схватилась за голову, сжала ладонями, словно она разваливалась.

Марии опять почудился крик дочки. Тот самый, когда Танюшка ударилась о порог… Долго этот крик преследовал Марию. Часто слышала она его во сне, просыпалась, как от удара. Но постепенно в беспощадной мести карателям находила успокоение. Страшные видения стали мучить меньше… И вот сейчас откуда-то снизу, будто из-под брюха коня, вновь раздался явственный вскрик ребенка. У Марии оборвалось сердце, она со страхом подумала, не сходит ли с ума.

Заметив, что Мария отстала, Ванюха подскакал к ней, спросил с беспокойством:

— Что случилось?

Мария не ответила. Ванюха оглянулся по сторонам, прислушался, пытаясь уяснить причину странного поведения Марии.

— Слышь-ка, хлюпает вроде… — пробормотал он озадаченно.

— Что хлюпает? — сердито спросила Мария. — Вечно ты несешь околесицу. И впрямь «соври-голова»!

— Чего я мелю? — обиделся Ванюха. — Я же слышу — хлюпает… Дите вроде, там вон, под кустом…

Мария уже не слушала Ванюху. Она мигом выметнулась из седла, бросилась к кусту, оголенному, с немногими побуревшими, еще не обитыми ветром листочками.

Хотя не совсем рассвело, Мария сразу увидела желтый сверток. Наклонилась, подняла.

В домотканом одеяльце действительно был закутан ребенок. Отчаянно крича, он, видимо, сорвал голос и теперь только всхлипывал. Даже не всхлипывал, а словно захлебывался воздухом.

Подбежал Ванюха.

— Экое диво! Кто ж его тут кинул?

Мария побаюкала ребенка на руках, прижала к себе. Он успокоился, стал искать губами грудь.

— Мать моя, еще сосунок. Вот это находка! — весело рассмеялся Ванюха. — А не беженцы ли его обронили? Вот драпали так драпали. Хватятся, а ребеночка — фьють!

— Заткнись! — зло оборвала его Мария. — Треплется и треплется без останову. Какие беженцы? Куда они тут могли ехать?

— Те и беженцы, которых из Высокогорского турнули. Навстречу-то нам сколько тащилось. А эти, видать, на пасеку подались, на борщовскую.

— Верно, я и забыла. Ну-ка, подержи.

Она подала сверток Ванюхе, легко вскочила в седло, подхватила опять ребенка и помчалась к пасеке, укрывшейся в березовом колке верстах в трех от того места, где нашли ребенка.

Подводу старика Борщова они догнали на переезде через речушку. Телега, на которой громоздились кованые сундуки, туго набитые мешки и разноцветные узлы, застряла. Колеса глубоко врезались в илистое дно. Пара дюжих лошадей не в силах была выдернуть воз на берег.

Матвей Борщов крепко сдал за последний год. Теперь он уже не выглядел здоровяком, а был просто долговязый, жилистый старик. Уцепившись за оглоблю коренника, он тянул телегу, помогая коню.

Сноха его, Катерина, раздобревшая, полнотелая, упершись ногами в грязный берег, подталкивала телегу сзади. Но воз не двигался.

Когда Мария и Ванюха подскакали к ним, старик и молодица оторопели. Они сразу увидели, что за сверток держит в руках партизанка.

— Твой? — жестко спросила Мария.

— Ой, не знаю!.. Ой, погляжу… — Катерина полезла на воз, пошарила среди узлов. — Батюшки мои, и вправду уронили…

— Уронили! — яростно крикнула Мария. — Ребенка потеряли и не хватились, а сундуки да барахло всякое, небось, до последней тряпки сберегли! Как черти кожилитесь…