Анатолий Занин - Белая лебеда

Я положил бумаги в полевую сумку и забрался в кабину «газика».

Шофер Ваня Кисляков включил зажигание, «газик» недовольно заурчал и принялся надсадно чихать.

— Ах, чтоб тебя! — Ваня матюкнулся. — Сейчас заглохнет!

Но «газик» почихал-почихал и разработался как ни в чем не бывало. Все даже рты раскрыли. Это же надо! С первого раза завелся! Эта несчастная полуторка была настоящим бичом. Она могла застрять в любой колдобине и заглохнуть на ровном месте, ничуть не считаясь с артиллерийским обстрелом или налетом «мессеров».

Через полчаса мы выбрались из леса, объезжая большие воронки. Разбитая дорога пролегала между перелесками и озерцами. Иногда в стороне виднелся хутор или шпиль костела. Поляки давно убрали хлеб, но прошедшие бои помешали пахоте и севу озимых. Непривычно пустовали сиротливые поля, изрезанные то черными, то желтовато-бурыми полосами.

Мы должны были бесперебойно возить и возить снаряды, мины, патроны и гранаты, чтобы на передовой не кричали, что нет боеприпасов. Но не так-то просто было добиться бесперебойности с таким «газиком» и еще двумя десятками пароконных подвод хозроты. Один жаркий бой требует столько боеприпасов, что возим мы их день и ночь, недосыпая и недоедая. Зато в обороне случается передышка. Можно вдосталь отоспаться и пришить свежий подворотничок.

На высоком холме виднелся белый барский дом с колоннами и обширными дворовыми постройками. Просторный, вымощенный булыжником, двор был занят под боеприпасы. Вдоль высокой кирпичной ограды виднелись штабеля ящиков различной величины и несколько новеньких пушек.

Едва «газик» остановился, как засвистели снаряды, и посреди двора вспыхнули фонтаны разрывов. Мы с Ваней бросились на землю и забрались под машину. Неподалеку открылась дверь в подвал, и молоденькая сестричка крикнула, чтобы мы бежали к ней. Я толкнул Ваню, и мы в три прыжка достигли дверей. Скатились по лестнице… В сводчатом сыром помещении, в которое едва пробивался свет через небольшую отдушину, собрались несколько человек. Оказался там и начальник артснабжения дивизии майор Мозырев, которому я и отдал сводку.

Обстрел поместья велся второй день с некоторыми перерывами, и было решено перебираться в соседний лес.

Ко мне подошла сестричка и тихо спросила, откуда я прибыл в полк.

Она уже слышала, что вместо убитого недавно Пети Круглова прибыл новый техник.

У нее было круглое личико с конопушками на вздернутом носике и голубые раскосые глаза. Под грубой армейской формой угадывалась хрупкая фигурка. Меня как-то неприятно задела ее назойливость, манера сразу переходить на «ты». Мне казалось, что девушка на фронте, в полку, среди множества мужиков должна вести себя по-особому, с каким-то стоическим… милосердием…

Я вкратце рассказал о Москве и о том, как добирался на фронт. Она назвалась Лизой.

— Загляни, младшой, как-нибудь ко мне… При случае… Ха-ха-ха…

Минут через двадцать обстрел прекратился, мы с Ваней погрузили мины и помчались в полк. На крутом, повороте я оглянулся и заметил, что со двора выезжают повозки и машины. И тут снова начался обстрел. Снаряд разорвался прямо в воротах, лошади вздыбились и понеслись, волоча перевернутую повозку. Я не успел разглядеть, что там еще произошло, как совсем рядом раздался сильнейший разрыв, и «газик» подпрыгнул как кузнечик. Немцы били по шоссе, но Ваня, уцепившись за руль, гнал полуторку напропалую, уходя из-под обстрела.

Когда мы вернулись на хутор, увидели невеселую картину. Снаряд попал в дом и убил старика и старуху. Капитан захотел пообедать под навесом во дворе и не пострадал. Рубин долго честил немцев за разбитый сундук, в котором он держал писарские принадлежности и спирт.

Передовая угадывалась за дальним лесом по глухому уханью пушек и лаю пулеметов. Заметно было, что наступление выдыхалось. Войска, с боями прошедшие несколько сот километров из Белоруссии, нуждались в отдыхе, перегруппировке и пополнении. Немцы же ожесточенно сопротивлялись, пытались оторваться от наседающей Красной Армии, чтобы не попасть в окружение и оставить за собой выгодные позиции. И вот на небольшой речке Нарев противоборствующие войска закрепились. Наш полк занял небольшой городок Остроленку, а немцам пришлось всю оборону отсиживаться на болотистом берегу, в окопах, залитых водой.

Мы расположились километрах в трех от города, неподалеку от шоссейки, в двух отдельно стоящих кирпичных строениях. Большой сарай заняли под мастерскую и склад оружия, в березовой роще сложили в штабеля ящики со снарядами и минами, а мастера и мы с Лабудиным обосновались в небольшом домике с одной комнатой и с маленьким окном.

Кононов и Рубин заняли сухой и довольно просторный подвал под сараем, а мы рады были и нарам — лишь бы крыша над головой. Тем более, что последние ночи спали где попало. Благо, Неминущий таскал с собой много разного барахла, и Колесов «обжал» его на войлочную полость, на которой мы вдвоем спали.

Сколько раз капитан выбрасывал мешки Неминущего, и, случалось, прямо на ходу «газика», но проходил день-другой, и обнаруживались ящики из-под мин, набитые тряпьем.

Санрота разместилась в деревушке Лавы. По утрам мы ходили в Остроленку на батареи и в роты, осматривали оружие, меняли износившиеся детали в пушках и минометах, регулировали «максимы».

По дороге Неминущий успевал обшарить брошенные квартиры и прихватить какие-нибудь драные кальсоны. «Карабины чистить пригодятся», — оправдывался он в ответ на наши смешки и подковырки.

Однажды я взял с собой на передовую Неминущего и Красавецкого, надо было переводить оружие на зимнюю смазку. Для этой цели командир роты старший лейтенант Кухаренко выделил нам подвал с хорошим освещением. Мастера притащили несколько столов, на которых разбирали «максимы», поочередно доставляемые солдатами с огневых позиций. Старую летнюю смазку во всех трущихся частях пулемета заменили на незамерзающую. Я пошел в окопы и, подстелив плащ-палатку, разбирал на ней и смазывал ручные пулеметы Дегтярева. Винтовки и автоматы солдаты смазывали сами. К обеду я со всеми делами управился и заглянул в землянку к Кухаренко.

Командир роты угостил немецкой сигарой и галетами, а я подарил ему книжку Джека Лондона «Мартин Иден», которую купил по случаю в Москве.

— Ну, уважил, младшой! — обрадовался Кухаренко и щедро сверкнул крупными ровными зубами. Он был года на три старше меня, но пышные усы придавали ему солидный вид. — Хочешь шнапсу?

В земляное с прочным накатом были еще ординарец Кухаренко, молчаливый солдат с сонными глазами и связист с телефоном. Ординарец отлучился на несколько минут и принес котелок с чаем, который чуть не опрокинул, когда ставил на ящик из-под патронов.