Анатолий Занин - Белая лебеда

Мария нагнула голову, и свесившиеся волосы совсем закрыли лицо. Неожиданно немец вскочил и заученно закричал:

— Гитлер капут! Энде криг!

— Ну что ты заладил? — остановил его Борис — Сам-то барону кустики подрезал, розочки разводил? — Неожиданно Борис сделал зверское лицо и погрозил пальцем. — А может, ты и есть барон, только садовником прикидываешься? Ну! Ферштеен? Ду барон?

Немец страшно смутился, но тут же взял себя в руки, замотал головой.

— Найн! Их нихт барон! Найн! Их нихт барон!

— Опять заладил как попка! — досадливо махнул рукой Колесов. — Слушай, лейтенант, сил моих нет на эту дивчину смотреть. Она же затравлена.

Выходя вслед за Колесовым, я оглянулся. Мне показалось, что Мария порывалась что-то сказать, но Людвиг положил руку на ее плечо. На миг я представил ее успокоенной, без этого страха, в который она обреченно погружена. И тут она выпрямилась, сбросила руку и убрала волосы с лица.

Испуг и мольба застыли на нем.

— Вас волен зи? — быстро спросил я.

— Найн…

Людвиг облегченно, как мне показалось, вздохнул, и на его лице опять появилась наглая улыбка.

— Что за люди? — нахмурился Колесов. — Какая у них жизнь?

Солнце перевалило за полдень, с озера несло сыростью. Я предложил сержанту осмотреть брошенный дом, и мы пошли по многочисленным комнатам, лестницам, галереям и переходам. На каждом шагу натыкались на перевернутую мебель, битое стекло и разное тряпье. Но кое-что осталось в нетронутом виде. В библиотеке — длинной комнате с громоздкими шкафами с книгами и тяжелыми креслами вокруг круглого стола — Колесов наткнулся на ящики, открыл один и, пока я рылся в книгах, собираясь что-нибудь подобрать для изучения немецкого, весело насвистывал.

— Что за чертовщина! Лейтенант, иди-ка посмотри… Из маленькой коробочки он выбросил окурки сигар. К каждому окурку была прикреплена белая картонка красной шелковой нитью. На одной из картонок я не без труда разобрал надпись, сделанную от руки черным готическим шрифтом: «Париж, 12.05.1941 г.»… Я взял другой окурок, на картонке которого было указано: «Амстердам, 15.03.1940 г.» Были окурки с указанием Каира, Вены, Праги, Шанхая, Токио, Вашингтона. А вот и: «Москва, 17.02.1939 г.»

— Ну и ну, — усмехнулся я. — Выходит, хозяин был дипломатом или военным атташе. Сигару выкурит, окурок же оставит на память…

— Что? — вскричал Борис — Да брось, Кондырь!.. Это же… Ха-ха-ха!.. Ну, фриц, аккуратист! Надо же додуматься до такого. Постой, а не он ли это собственной персоной?

На стене над одним из шкафов висел портрет мужчины лет пятидесяти с седыми висками и моноклем в широко раскрытом глазу. Он был в кителе и с погонами, а на груди висели два креста. В ящике стола, среди разных бумаг оказалась семейная фотография, на которой он был еще молод и полон надежд на высокое предназначение прусского отпрыска. Рядом дети — мальчишка и девчонка, жена — полная, изнеженная, в пышном белом платье.

Из башен, из которых хорошо просматривалось шоссе, вели огонь. Всюду на этажах валялись гильзы, пулеметные ленты.

Какие тайны знают эти башни? Большой дом построен, должно быть, на месте средневекового или еще более древнего замка немцев, которые под знаменем Тевтонского ордена шли на Русь и были разбиты Александром Невским.

Колесов закинул автомат за спину и закурил.

— Любят немцы старину… Свои дома строят похожими на замки.

— У них тут каждый дом — крепость! Заметил, какие подвалы?

— Заметил… Пока ты спал, мы с Красавецким здешний подвальчик облазили… Кругом гильзы и пулеметные ленты. Как в этих башнях. Жаркий был бой… Но славяне выкурили фашистов. Хламу, барахла разного в подвале навалено… В кладовке были и горючее, и еда, да пехота не пропустила, попользовалась… Но тут другое. Понимаешь, подвал по площади меньше, чем дом. Я прикидывал… Шагов на пятнадцать в длину.

— Да ну? — воскликнул я. — Неужели тайник? То-то мне слышались голоса в зале. Там снарядом угол разворотило…

— Тебе слышались голоса? — насторожился Борис.

Мы спустились вниз. Я пошел было в угол к отверстию, но меня окликнул Борис.

— Лейтенант…

Он стоял под лестницей и с удивлением смотрел на шкаф с распахнутыми дверцами. Рядом на полу валялись ведра, швабра, щетки. Но поразительным оказалось то, что в шкафу не было задней стенки. Вместо нее виднелся темный потаенный ход.

— Чертовщина какая-то, — сказал Борис — Я же утром заглядывал в этот шкаф, и стенка была на месте.

— Тише…

Из подвала неслись приглушенные голоса, и мы ясно различили немецкую речь. Борис вытащил из кармана шинели гранату, вставил взрыватель и свел усики чеки. Мы тихо вошли в подвал. Не успели спуститься а на две ступеньки, как за нашими спинами упала задняя стенка шкафа. Ловко придумано! Они заманили нас в ловушку. Я посветил фонариком и ощупал стенку. Это была железная дверь. Снизу продолжали нестись бубнящие голоса. Я осветил лестницу, и мы увидели внизу поворот. Колесов понял меня без слов. Он тихо спустился и, выдернув чеку, крикнул: «Хенде хох!» Тут же ударили из автомата, и тогда Колесов бросил гранату за угол. Раздался взрыв, кто-то закричал, мы бросились вперед, строча из автоматов. Я осветил низкое, но довольно просторное помещение. Посреди него возвышался небольшой постамент, на котором покоился стальной саркофаг. Вся земля вокруг постамента была изрыта. И тут же увидели лежащего человека у второго выхода из подвала. Я перевернул его. Это был Людвиг.

— Скорее, лейтенант…

Мы бросились в узкий проем и побежали по длинному проходу. Колесов оказался впереди и время от времени стрелял короткими очередями. Наконец мы взбежали по крутой лестнице и уперлись в стальную крышку люка.

В слабеющем свете фонаря я увидел разгоряченное лицо старшего сержанта. Глаза его азартно сверкали.

— Амба! — засмеялся Колесов. — Амба, как выразился бы наш Одессит. Гранат у меня больше нет…

Я постучал прикладом в крышку. Резкий звук, усиленный эхом подвала, оглушил меня. Ни звука наверху. Я постучал еще раз.

— Ты думаешь, она откроет? — спросил Колесов.

— Интересно, где она может быть? Да ведь они могут и ее…

Наверху кто-то поскребся, и крышка приподнялась. Я резко откинул ее и выбрался наверх. Люком оказалось дно шкафа в той узкой комнате. Перед нами стояла бледная Мария.

— Где барон? — крикнул я, и она молча показала на дверь.

Мы выскочили из флигеля и увидели, что по полю бежали двое в штатском. Один с рюкзаком за плечами уже достиг опушки леса, а второй останавливался и огрызался из пулемета. Мы бежали изо всех сил и без конца стреляли. Чья-то пуля достала… Он будто споткнулся…

К нам уже присоединились Красавецкий и Лабудин, и мы долго бродили по лесу в поисках второго немца, но он или затаился, или удрал.