Борис Тартаковский - Смерть и жизнь рядом

Несколько дней узников не трогали, и они заметно окрепли. Летчик не без аппетита ел уже хлеб и полевку. Это был здоровый парень. Такой же здоровый, как и Нестор. И становилось больно при мысли, что таких славных парней замучают фашисты.

Но что мог сделать Янек? Он ломал голову над этим вопросом, но ничего не мог придумать. И именно в один из этих дней, перед своей поездкой в Братиславу с каким-то поручением начальства, отец передал Янеку записку, якобы найденную им в камере русского.

— Прочти, что он здесь расписал, этот русский парень, и сожги ее к дьяволу. Хорошо еще, что она попала в мои руки, а то ему бы несдобровать… — и сердито засопел, что всегда бывало, когда отец был чем-то смущен.

— Ладно, отец, — ответил Плинек, а сердце его так и запрыгало в груди, когда отец протянул ему партизанскую записку. — Сожгу, не беспокойся.

«Дорогие товарищи, — писал Нестор. — В топольчанской тюрьме сидят ваши братья, русские парни Нестор и Николай. Если не вызволите, нам крышка».

Только значительно позже Янек понял, как записка попала в руки отца, но тогда ему было не до того. Записка была адресована товарищам Нестора, видимо партизанам. Но где их искать? Должно быть, и сам Нестор не знал этого или боялся возможности предательства. Но Янеку от этого было не легче. Между тем юноша понимал, что дорог каждый день, и боялся, что слишком поздно передаст письмо по назначению. И вдруг Янек узнает от учителя, дочь которого Янек любил, что в горах, на северо-востоке, появились партизаны. По просьбе Плинека девушка сказала отцу, что хочет погостить пару деньков у тетки в горах. Сопровождать ее вызвался Янек. «С Янеком, — сказал учитель, — я разрешаю, хотя в такое время довольно опасно ездить в гости. Не знаешь, что тебя ждет завтра дома…»

Так Плинек попал в отряд Зорича.

Партизанский велитель прочел записку, и Янек заметил, как побледнело его лицо. Янек немного даже удивился этому: разве мог он знать, как Нестор дорог этому усатому, на вид суровому командиру? Потом он протянул Янеку руку и сильно потряс ее.

— Дякуем, — сказал велитель по-словацки и еще несколько раз повторил: — Дякуем.

Благодарность партизанского велителя глубоко тронула Яна. Именно такими и представлял он себе русских. Потом усатый стал о чем-то тихо совещаться с другими офицерами. Янек догадывался, что речь идет о нем. Возможно, велитель спрашивал, можно ли довериться Янеку. Может быть, он подослан гестаповцами, чтобы устроить партизанам ловушку? Янеку было обидно, что в нем сомневаются, но в то же время он понимал, что иначе они не могут поступить. Янеку очень хотелось как-то убедить этих людей, что он честный парень и стремится помочь русским.

— Пан велитель, — сказал Янек, — я понимаю, что вы мне не доверяете. В самом деле, откуда вам знать, что эту записку действительно написал русский партизан, а я не предатель? Так вот… — он еще более покраснел, так как был еще очень молод и то, что он собирался открыть этим людям, было его юношеской тайной. — Так вот, — повторил он и облизал сразу пересохшие губы. — У меня есть любимая девушка… Она тоже патриотка, и мы вместе сюда пришли. Только она осталась дожидаться меня в крайнем доме, там ее тетка живет, можете проверить. И вот она, если хотите, останется у вас заложницей, пока мы будем выручать ваших парией…

Партизанский велитель пристально смотрел на Янека во время всей его речи и, когда Янек замолчал, опять протянул руку и сказал уже по-русски:

— Спасибо! Ты настоящий патриот.

И сразу исчезли все сомнения, сразу посветлели лица у того, что в зеленой фуражке словацкой пограничной стражи (он оказался, как позже узнал Янек, командиром соседнего партизанского отряда), и у того, кого называли судругом Пражмой, и у светловолосого, который вычерчивал что-то на карте. Опять все возвратились к плану побега и стали горячо обсуждать его то на русском, то на словацком языке. Наконец остановились на том, что с Янеком поедут в Топольчаны двое парней из отряда усатого и разведчик соседнего партизанского отряда, командир которого носил зеленую фуражку пограничной стражи. Этих парней позвали и познакомили с Янеком. Старшим был Данила Грунтовой, вторым партизаном был здоровяк Алоиз Ковач, а разведчик назвал себя просто Дюло.

Выехали в крестьянской телеге, в которую запрягли самых резвых лошадей. Под кожаными тужурками партизан были спрятаны гранаты и пистолеты. Дело пахло порохом и кровью, и Янек впервые почувствовал себя по-настоящему взрослым человеком и бойцом той славной армии, к которой давно уже в мечтах причислил себя.

Они приехали в Топольчаны под вечер, в сумерки. Но было еще рано начинать операцию. Часы на башне показывали шесть тридцать, нужно было дожидаться ужина, после которого лишний народ уходит из тюрьмы, а дежурный надзиратель, подменяющий Ержи, храпит с газетой в руках на жесткой кушетке в канцелярии или режется в «очко» с караульными солдатами.

По пути к тюрьме Янек заехал на топливный склад, где обычно получал брикеты из бурого угля для тюремной кухни, разбудил сторожа и взял немного топлива, оставленного им на этот случай от вчерашней получки. Старик помог Янеку нагрузить телегу, и юноша угостил его сигаретой. Они покурили немного. Янек пожелал старику спокойной ночи и выехал на улицу, за углом которой его дожидались партизаны.

— Порядок? — спросил его партизан, которого называли Данилой Грунтовым.

— Все в порядке, — ответил Янек и, когда партизаны уселись на телегу, погнал лошадей к тюрьме. Но выехал он не к воротам тюрьмы, а в переулок. Янек показал партизанам калитку, через которую собирался вывести Нестора и летчика. Только надо подождать комендантского часа.

Янек остался на возу, а Грунтовой, Алоиз Ковач и Дюло заняли каждый свое место по указанию Янека.

Заняв пост против тюремных ворот, Дюло медленно прохаживался по другой стороне улицы, прячась в тени. Алоиз притаился в нише недалеко от чугунной ограды, за которой в глубине просторного двора стоял тюремный флигель. Данила тоже устроился недалеко. Улица была совсем пустынна — ни одного человека! Топольчанские обыватели сидели по домам, а немцы и гардисты уже убрались в казармы или проводили время в кафе.

Время тянулось, как будто все топольчанские часы остановились. Но вот на башне пробило семь раз. И сразу же Алоиз услышал звуки подъезжавшей крестьянской телеги. На ней угадывался Янек.

У тюремных ворот Янек остановился, соскочил с телеги и подошел к ограде. Просунув руку через прутья, юноша нащупал звонок, которым вызывался караульный солдат. Янек не раз пользовался звонком, когда по поручению отца привозил в тюрьму продукты или дрова. Юноше были известны все входы и выходы в тюрьме.