Борис Витман - Синдром удава

— Возможно, все, что ты рассказал, правда. Но мы должны проверить. Поэтому не обижайся, но придется тебе еще раз посидеть взаперти. И не вздумай дурить. А сейчас пойдешь с Сергеем.

Дворами и глухими переулками он привел меня к какому-то зданию и запер в полуподвале. У стены стояла железная кровать. Время было позднее, и я тут же уснул. Теперь это может показаться странным, но тогда я мог сразу засыпать при любых обстоятельствах и мог спать везде, но постоянный внутренний сторож всегда работал безотказно и поднимал при первых признаках опасности.

На следующий день пришел Николай и сказал, что со мной все в порядке. Он принес еду и одежду, но предупредил, чтобы не выходил. Жандармы ищут меня по всему городу.

— Ну и задал ты им хлопот, — положив мне руку на плечо, сказал он, — долго тебя не забудут. Гауптман до сих пор в себя прийти не может. Уборщицу, тетю Шуру, допрашивал. Она, конечно, сказала, что ничего не видела и не знает. А нам рассказала, что солдата-часового чуть не избил, дежурного унтер-офицера посадил в тот же карцер, пообещал разжаловать в рядовые и отправить на фронт. Да, вот еще что, тетя Шура видела и узнала человека, приходившего с доносом. Пока он не появился вторично, его надо убрать. Ты знаешь его в лицо и мог бы помочь нам. Сделать это нужно сегодня же вечером. Пока отдыхай, набирайся сил. Вечером, как стемнеет, мы с Сергеем зайдем за тобой.

Как было условлено, вечером, втроем, мы отправились по подсказанному тетей Шурой адресу. Пока мы шли, Николай объяснил план действий. Я только должен был вызвать доносчика из дома, остальное они брали на себя. Я предложил разыграть роль связного жандармерии: скажу, что его вызывают. Ведь в жандармерии он видел меня беседующим с гауптманом, даже жующим бутерброд в его присутствии.

Николай и Сергей согласились с моим предложением.

Не знаю почему, но у меня отлегло от сердца. Вся ночь и следующий день ушли на перебазирование. Нужно было срочно съезжать из дома, выслеженного доносчиком. Только вечером, и то ненадолго, появился Николай. Он принес еду и несколько немецких документов для перевода, а также захватил фотоснимки базарной площади с виселицей. Снимки запечатлели момент казни советских граждан в первые дни оккупации. Фотографировал Николай сам из окна дома.

В связи с перебазированием, связь с центром у подпольщиков временно нарушилась. Надо было подождать, когда она будет восстановлена, и определится моя дальнейшая участь.

Уже на следующий день, во время кратковременной вылазки мы с Сергеем попали в облаву. Уйти не удалось. Началась поголовная проверка документов. Сергея отпустили, а таких, как я, без документов, задержали. Сергей ничем не мог мне помочь. Больше всего я боялся, что меня опознают жандармы. Нас заперли в большом сарае возле железной дороги. Все уже знали о предстоящей отправке на работу в неметчину. Некоторые не скрывали своего намерения бежать. Это совпадало с моим желанием. Решили держаться вместе. На вторые сутки ворота открыли, и нас привели на вокзал, где уже стоял товарный состав. Большая часть вагонов была заполнена людьми, забранными, как выяснилось, из прилегающих к городу сел и деревень. Многие имели при себе кое-какие вещи и продукты на дорогу, и только мы, взятые при облаве, были налегке.

Кругом стоял шум. Одни плакали и причитали, другие пришли с узелками, чтобы передать их отъезжающим. Толпу провожающих сдерживала цепочка солдат и полицаев. В последний момент, перед тем как началась погрузка, в толпе провожающих появился Сергей. Он подал знак. Я приблизился к цепочке и поймал брошенный им небольшой сверток. Развернуть его не успел. Началась посадка. Прежде чем запустить нас в вагоны, каждого обыскали. Пришлось развернуть сверток. В нем были продукты на дорогу и коротенькая записка. Хотел спрятать ее, но не успел. Полицай прочел и, к моему удивлению, вернул. В записке пожелание доброго пути и привет от незнакомой девушки. Ничего не поняв, я сунул записку в карман.

Нашей, сговорившейся бежать, пятерке, удалось попасть в один вагон и занять места на верхних нарах у люка. Как только двери вагона закрылись, я достал записку. Еще раз перечитал ее и тут вспомнил о приеме тайнописи, с которым меня ознакомил Николай. Этот простой способ не требовал специальных составов. Нужны только два листка бумаги, зеркало или кусок стекла и карандаш. Один из листов смачиваешь в воде, накладываешь на зеркало (или стекло), сверху кладешь сухой лист и на нем карандашом пишешь с нажимом нужный текст. На нижнем влажном листе остается оттиск написанного. Верхний лист уничтожаешь, а нижнему даешь просохнуть. Оттиск делается невидимым. На высохшем листке пишешь любой, ничего не значащий текст. Для прочтения скрытого текста достаточно увлажнить листок. Что я незамедлительно и сделал — провел языком по строчкам. Из записки следовало, что я должен проникнуть в центр военной промышленности Германии, в город Эссен. Обосноваться там и дать о себе знать любым способом по указанному в записке адресу. Я воспринял содержание текста как задание Центра, полученное подпольщиками в последний момент. Хотя не уверен, что именно все так и было. Впрочем, риск для Центра невелик, а перспектива получения разведданных в случае, если мне удастся проникнуть на военные заводы Круппа, — весьма заманчива. Так или иначе, начиналась настоящая работа.

Итак, надо было сделать выбор: бежать из эшелона и добираться в Эссен самостоятельно или остаться и ехать вместе со всеми в Германию, а там постараться попасть в нужный мне город. В пользу второго варианта была надежная и быстрая доставка за «казенный счет». Но при этом можно было угодить и в концлагерь при шахте или руднике, в противоположной от Эссена части Германии. А оттуда уже дороги назад не будет. Решил бежать вместе с товарищами, тем более что отказ от побега был бы расценен как малодушие и предательство. А это было, пожалуй, самым веским аргументом. За чтением записки и размышлениями даже не заметил, как поезд тронулся.

Мы обсудили с товарищами возможные варианты побега и решили: лучше всего бежать через люк. Но для того чтобы открыть его изнутри, нужно прорезать дощатую обшивку вокруг двух болтов, удерживающих стальную крышку люка. К счастью, одному из нас удалось припрятать обломок ножовочного полотна.

Как только все уснули, мы принялись за работу. Обломок ножовки обернули тряпкой, чтобы не резало руку. Работали, лежа на спине или на боку, и только во время движения поезда.

К исходу первой ночи, сменяя друг друга, едва осилили половину толщины обшивки, а на ладонях уже вздулись волдыри. Только к середине второй ночи образовалась небольшая щель вокруг болта. Днем работу прекращали и только с наступлением ночи снова брались за дело. Лишь на третью ночь наконец одолели обшивку вокруг второго болта. Люк свободно открылся.