Хеммонд Иннес - Воздушная тревога

Я промолчал. Да и что тут скажешь? На Элейн мне было наплевать. Я гадал, из-за чего влипла Марион.

— Ты что-то совсем нос повесил, старина, — сказал Кэн. — Неужто в самом деле тревожишься за свою подружку? Несколько нарядов вне очереди ничего в жизни человека не значат.

— Просто я вымотался, вот и всё, — ответил я.

В столовой уже было много народу. Мы заняли единственный свободный стол у стены рядом с кухней. Духота была почти невыносима. Мы все заказали бифштекс с луком, а пока ждали, выпили еще пива.

— Ну, за наши ночные трофеи, — сказал Четвуд, поднося стакан к губам.

— Что ты хочешь этим сказать — за ваши ночные трофеи? — спросил Бисли, молоденький паренек с другого орудия.

Началось все совершенно безобидно, но вскоре разгорелся настоящий спор.

— Ну, а какой трубкой вы стреляли? Двенадцатой? Ну, так слушай, голубчик, тот самолет упал на краю аэродрома. Он не мог быть выше трех-четырех тысяч футов, когда вы открыли огонь. Двенадцатка была бы далеко за пределами цели.

— Дружище, я своими глазами видел, как наш снаряд взорвался у самого носа самолета.

— Ну, а Джон смотрел в бинокль, и он говорит, что наш взорвался рядом с крылом. А отвалилось-то крыло. Во всяком случае, ты ведь был наводчиком? Как же, черт побери, ты мог видеть? Я тоже наводил, и я ничего не видел — меня ослепляла вспышка.

Спору этому не было конца, и он казался бессмысленным. Главное в том, что наше подразделение сбило самолет. Наконец нам подали еду. Только я начал есть, как увидал вошедшего Эндрю Мейсона. Он остановился в дверях, оглядел зал и направился прямо к нашему столу. Он казался возбужденным.

— Тебе надо немедленно явиться в канцелярию, Хенсон. Тебя хочет видеть мистер Огилви.

Судя по тону его голоса, дело было срочное. Моя вилка застыла в воздухе.

— О, черт! — сказал я. — Зачем это я понадобился?

Но я уже понял, зачем. И почувствовал себя, как репортер-новичок перед первой беседой с редактором.

— Не знаю, — ответил Мейсон. — Но у него сидит командир авиакрыла Уинтон. Я искал тебя повсюду.

Я встал.

— Не будь дураком, — сказал Кэн, — сначала поужинай.

Я заколебался.

— Мне кажется, лучше пойти сразу, — сказал Мейсон. — Дело, по-моему, срочное, а я уже тебя порядочно разыскиваю.

— Ну что ж, — сказал я.

Надев кепи, я последовал за ним из столовой. Я нервничал. Что-то, наверное, вышло не так с телеграммой. Тогда — не миновать беды. Маловероятно, чтобы Огилви понял мое объяснение. Слава богу еще, что Вейл не королевский офицер, а гражданский человек — это большая разница.

Мейсон сразу же провел меня в кабинет. Командир авиакрыла Уинтон сидел на стуле рядом со столом Огилви. Когда я вошел, оба взглянули на меня. Я козырнул.

— Вы желали видеть меня, сэр? — Я застыл по стойке смирно.

— Вы поручили члену ЖВС по фамилии Шелдон отправить сегодня вашу телеграмму?

Стало быть, я оказался прав. Я кивнул.

— Да, сэр.

— Это ваша телеграмма?

Он протянул мне телеграфный бланк. Послание, нацарапанное мною утром в ВТС на обратной стороне конверта, было написано на нем четким женским почерком.

— Да, сэр, моя.

— Невероятно, зенитчик Хэнсон, совершенно невероятно. Вы отдаете себе отчет в том, что косвенно обвиняете мистера Вейла в чем-то таком, о чем вы не смеете заявить вслух? В чем вы его обвиняете?

— Я не думал, что в чем-то его обвиняю, — ответил я.

— Тогда почему же вы испрашиваете у своего друга все подробности о Вейле? У вас для этого наверняка должна была быть какая-то причина.

— Это было чисто личное послание сотруднику по газете, сэр.

— Раз вы в армии, ничего личного нет. Вам еще повезло, что на нашей базе цензуры как таковой нет. Но ваша телеграмма была до того пугающая, что начальница почтового отделения в Торби сочла благоразумным позвонить в штаб авиабазы, чтобы узнать, имеет ли право эта из ЖВС отправлять ее. — Он замолчал и посмотрел на командира авиакрыла. — Возможно, вы хотели бы задать солдату несколько вопросов, сэр?

Начальник авиабазы Торби, мужчина с тяжелым под бородком и проницательным взглядом, сразу перешел к делу.

— По словам мистера Огилви, в этой вашей телеграмме мистер Вейл косвенно обвиняется в чем-то таком, чего вы не желаете выразить открыто. Вы просите своего друга сообщить вам подробности жизни Вейла до 1936 года. Вы утверждаете, что это может оказаться жизненно важным. Возможно, вы дадите нам объяснения.

Я заколебался. С Уинтоном говорить было легче, чем с Огилви, вероятно, потому, что у него был большой опыт работы с людьми. Но я не был уверен, какую линию мне повести. В конце концов я решился на откровенность.

— Я послал эту телеграмму, сэр, потому что у меня возникли подозрения, — сказал я.

Затем я объяснил, как немецкий пилот резко заткнулся при виде Вейла, как я узнал, что Вейл беседовал с пилотом до офицера разведки, и как я засомневался, взял бы пилот эту линию без подсказки со стороны.

— О том, чем занимался Вейл до 1936 года, сэр, мне ничего узнать не удалось, — закончил я. — Вот я и решил послать телеграмму коллеге в надежде, что он раскопает что-нибудь о происхождении мистера Вейла. Я знаю, что план оборонительных сооружений аэродрома уже попал в руки врага.

— Понимаю. Иными словами, вы подозреваете, что мистер Вейл — нацистский агент?

Командир насупил густые брови и говорил очень тихо. В его словах я почуял угрозу, но отвести ее был не в силах.

— Да, сэр, — признал я.

— А вы понимаете, что правильным курсом поведения было бы объяснить свои подозрения вашему командиру или же попросить его договориться о встрече со мной? Сделай вы так, я бы рассказал вам, что мистер Вейл прибыл на нашу базу из одной хорошо известной частной школы и что мы ему полностью доверяем. Вместо этого вы затеваете небольшое частное расследование, не имея на него никакого права. — Он вдруг очень внимательно взглянул на меня. — Кем вы были до армии?

— Журналистом, сэр.

Он посмотрел на адрес на телеграмме.

— «Глоб»?

— Так точно, сэр.

— А этот Трент — каково его положение в газете?

— Репортер по уголовным делам, сэр.

— Ясно. Ищущая сенсаций газета и падкий до сенсаций солдат. — Я ощутил неприятное чувство одиночества. — Я отношусь к этому делу весьма серьезно. — Голос его звучал холодно, отчужденно. — Ваши подозрения кажутся мне совершенно безосновательными. Кроме всего прочего, эта ваша связь с дружком-газетчиком могла бы иметь весьма нежелательные последствия. Мистер Вейл, хотя и урожденный британец, в течение ряда лет был лектором Берлинского университета. Поскольку он еврей, в 1934 году его вынудили уехать из Германии. Как я уже сказал, здесь на базе мы очень высокого мнения о нем. Если бы ваша телеграмма не была перехвачена, я легко могу себе представить, какую броскую статейку состряпал бы ваш друг. — Он резко встал. — Оставляю этого солдата на ваше усмотрение, мистер Огилви. Мои пожелания вам известны. Я не хочу, чтобы у меня на базе повторялось подобное.