Хеммонд Иннес - Воздушная тревога

В рассеянном свете луны мне стало видно его лицо. До чего он изменился! Когда я видел его в последний раз, он был яснолицым восемнадцатилетним пареньком. Сейчас его лицо было загорелым и грубым, в уголках глаз появились морщинки, он носил усики, через весь подбородок тянулся шрам, а левая щека была обезображена ожогом. Однако улыбка у него осталась прежняя — улыбался он не только губами, но и глазами — и в ней проскальзывал огонек былой веселости и бесшабашности.

Он вспрыгнул на бруствер.

— Так ты теперь зенитчик? А что делал до войны?

Я рассказал ему.

— Ну-ну, значит, страховое дело тебе не понравилось. Ведь ты же туда пошел после школы, не так ли?

— Да, — ответил я, — но оно оказалось не для меня.

И я рассказал ему, как нашел свое призвание, затем попросил его рассказать о себе. Он оттрубил в армии свои пять лет, потом остался на бессрочную. Вскоре после начала войны его назначили командиром эскадрильи, и он воевал во Франции.

— Как твоя эскапада сегодня ночью? — спросил я. — Эта сумасшедшая бочка, которую ты сделал перед посадкой, означала, что ты сбил фашиста.

— Да, — засмеявшись, небрежно ответил он. — Мне повезло. На высоте две тысячи футов всего лишь тонкий слой облаков, а над ним — яркий лунный свет. Я поднялся на двадцать тысяч — на этой высоте они обычно идут к нам. Раз они пользуются определенной трассой, решил я, то, если я зависну как раз над аэродромом, я рано или поздно наверняка увижу один из них. Не провел я в воздухе и пятнадцати минут, как на меня налетел «хейнкель». В лунном свете он был похож на большую серебряную птицу. Я пристроился ему в хвост, промахнуться было просто невозможно. Сбив его, я повисел еще с полчаса в надежде подхватить еще одного, но на этот раз мне не повезло, и в конце концов пришлось спуститься. Наверное, они прервали полеты.

Затем он принялся рассказывать о старых школьных друзьях, которых встречал. Из него так и сыпались новости о тех, кто вступил в армию, и, пока мы с ним беседовали, я все думал, можно ли ему довериться и рассказать о Вейле и о своих подозрениях. Казалось, будто само небо послало мне эту возможность. Офицерам ВВС была предоставлена большая свобода действия. У него, вероятно, есть машина. У него может оказаться много возможностей позвонить по телефону с какого-нибудь пункта подальше от нашего аэродрома и передать мое сообщение. А может, он поедет в город на другой день, и в этом случае мог бы прямо позвонить Биллу Тренту. И все же я опасался, что снова влипну. И не то чтобы он был парнем, который выдал бы меня, если б я ему доверился, нет: просто я не знал, насколько он будет осмотрителен.

— Ну, — сказал он наконец мне, — пожалуй, пора идти, а то еще пошлют поисковую партию.

Я взглянул на часы, было почти два.

— Благодаря тебе моя вахта прошла быстро и приятно, — сказал я.

— Ну что ж. — Он соскочил с парапета. — Слушай, приходи как-нибудь, пообедаем вместе и по-настоящему вспомним прошлое.

Я засмеялся.

— С удовольствием бы, — с сожалением сказал я. — Но, боюсь, это невозможно. Нам не разрешается выходить за пределы лагеря, а в данный момент я нахожусь под домашним арестом.

— Ах, вон как! Значит, ты влип в какую-то передрягу?

Я заколебался, потом поведал ему все — вернее, не совсем: о плане вывести из строя аэродромы я не упомянул. Мне не хотелось снова прослыть слишком легковерным. Но я рассказал ему о предполагавшемся, по словам немецкого пилота, налете на наш аэродром в пятницу и о том, как этот человек испуганно замолчал, увидев Вейла. Я рассказал ему, что я узнал о библиотекаре, и о позиции, занятой Уинтоном, когда обнаружилось, что я пытался послать телеграмму сотруднику, прося у него информации о Вейле. Я объяснил также, что у одного нацистского агента нашли план оборонительных сооружений аэродрома.

— Да, я об этом слышал, — сказал он. — Довольно необычная штука, поскольку это был не просто план. В нем еще и указывалось приблизительное количество снарядов на каждой зенитной позиции и приводилась полная схема проводки оперотдела и освещения ВПП. План был составлен человеком, имевшим доступ к различной информации, которая обычно под замком.

— А это говорит о том, что тут замешан кто-то из начальства, — сказал я. — Такие подробности мог получить Вейл. Но у меня против Вейла ничего нет — абсолютно ничего определенного. Просто я его подозреваю, и я не удовлетворюсь, пока не узнаю наверняка, обоснованы мои подозрения или нет.

— Это невысокий парень с довольно красивой головой и волосами стального цвета?

— Да, — сказал я. — Удлиненные, чуть ли не сардонические черты лица.

— Вот-вот. Прошлым вечером я видел его во «Вращающемся колесе». Это нечто вроде фермы, превращенной в ночной клуб, на другой стороне долины. Он был там с одной из ЖВС.

— Он с кем-нибудь разговаривал?

— Ну, поздоровался с несколькими пилотами. Это заведение практически живет на летных офицерах. Да, вспоминаю, он поболтал с двумя парнями с Митчета. Но большую часть вечера провел с этой своей девушкой Элейн.

— Элейн? — Я заинтересовался. Я вспомнил, что сказал Кэн. Неразборчивость в отношениях с мужчинами может оказаться весьма полезной для агента. — Послушай, — сказал я. — Ты можешь передать одно послание Биллу Тренту из «Глоба»?

— Ну, ты знаешь, с телефонами очень трудно, а телеграммы, по-моему, страшно запаздывают. — Он помолчал. — Но, возможно, завтра вечером я проскочу в город. Тогда бы я мог ему позвонить, если тебя это устраивает. Имей в виду, обещать я не могу. Но я должен быть свободен. Во всяком случае, сделаю, что в моих силах. Что ему сказать?

— Просто попроси его собрать всю информацию, какую он может, о Вейле. Скажи ему, что она может оказаться жизненно важной. Можешь не беспокоиться, он парень осторожный.

— Ладно. Если смогу, сделаю. Какой у него телефон? — Я сказал ему. — Ну что ж. Пока. — Он поднял руку в приветственном салюте и зашагал в сторону офицерской столовой.

Я прошел к бараку и позвал Четвуда, который должен был сменить меня. Было два пятнадцать. Через несколько минут он заступил на пост. Я был так озабочен шагами, которые предпринял, чтобы вступить в контакт с Биллом Трентом, что позабыл рассказать Четвуду о подвиге Джона Найтингейла. После свежего ночного воздух в бараке казался застоявшимся, но мне слишком хотелось спать, чтобы я еще тревожился из-за таких пустяков.

Меня разбудили рабочие, которые появились в бараке в половине восьмого. Их было двое. Они пришли вставлять стекла, которые не вставили еще при постройке барака. Неисповедимы пути государственных рабочих. Барак был поставлен месяц назад. Как только появилась крыша, рабочие куда-то исчезли, хотя стекол в окнах не было, внутренние стены не обшиты, а обещанный электрический свет так и не был проведен. Но поскольку палатки, хотя и замаскированные, считались слишком заметными с воздуха, их свернули, а всей орудийной прислуге пришлось поселиться в этой голой, недостроенной хижине.