Хеммонд Иннес - Воздушная тревога

Зазвонил телефон, Лэнгдон взял трубку. Чуть погодя он положил ее на место и сказал:

— В основном «юнкерсы-52». Летят на высоте восьми тысяч и снижаются. Предполагается, что пятьдесят машин попытаются приземлиться на нашем аэродроме.

— Пятьдесят! — повторил Четвуд. — Господи боже!

Все ошеломленно умолкли.

— Черт возьми! — вдруг воскликнул Худ. — На что они надеются? Как мы можем стрелять, если из-за этой проклятой завесы тут такая тьма, что и барака почти не видно?

— А стрелять и не надо, — ответил я. — По идее, немцы должны разбиться об ангары.

Я рассказал о нашем замысле ввести джерри в заблуждение воздушными шарами.

— А если им все-таки удастся сесть? — не унимался Худ.

Зазвонил телефон. Я пожал плечами, не зная, что ответить Худу. И меня это тревожило. Я не ожидал, что после дымовой завесы аэродром погрузится в кромешную тьму.

Лэнгдон положил трубку.

— Вот тебе и ответ, — сказал он Худу. — Как только немцы зайдут на посадку, на штабе базы включат прожектор.

— А он не сорвет игру? — спросил Четвуд.

Лэнгдон засмеялся.

— Да нет, вряд ли. Ну, а если бы эта завеса была поставлена немцами, и они садились вслепую? Они б естественно ожидали, что мы попытаемся пробить дым всеми прожекторами, какие у нас только есть.

— Тихо! — крикнул Фуллер.

Какую-то секунду я слышал только настырное гудение двух «харрикейнов». Оно превратилось в рев, когда один из них пронесся над нами. Шум его моторов постепенно стих, и на его фоне я услыхал ровный рокот. Над окопом промелькнул второй «харрикеин», его рев сменился отдаленным гудением, и я понял, что слух не обманул меня. С юга доносился едва слышный низкий рык, зычный и настырный. Я весь будто обмяк. Решающий час настал…

Этот звук усиливался. Он уже сотрясал воздух, заглушая шум моторов наших «харрикейнов». Их было слышно, только когда они подлетали совсем близко. Раздались две пулеметные очереди — будто где-то рвали миткаль. Рев немецких самолетов наполнил собой весь небосвод. Я почувствовал острый приступ клаустрофобии, неистовое желание сорвать и отшвырнуть прочь этот дымный занавес, чтобы посмотреть, что нам предстоит. И снова — пулеметная стрельба. Потом к востоку от нас послышался визгливый вой пикирующего самолета. Он достиг крещендо, став похожим на звон дисковой пилы. И в этот миг, когда я подумал, что более высокой тональности, наверное, и не существует, раздался страшный взрыв.

— Внимание! Внимание! Транспорты с войсками делают круги, заходя на посадку. Направление при посадке — с севера на юг. Примите их потеплее, братцы. Всё!

Рокот двигателей прокатился над аэродромом, но, вместо того чтобы постепенно затихнуть, он как бы разложился надвое. Весь аэродром окутало этим зычным пульсирующим ревом. Надо признаться, что мне стало страшно. Испугались, наверное, все: ведь мы не видели, а только слышали, что нам грозит. И звук этот был везде, со всех сторон.

Ствол орудия направили на летное поле. На сиденьях наводчиков сидели Четвуд и Ред. Два мешка с песком на бруствере отмечали границы нашей зоны обстрела. В ящиках возле орудия лежали наготове снаряды с взрывателями, срабатывавшими через полторы секунды.

Из наполнявшего воздух рева выделился шум одного мотора. Он приближался с севера.

— Отлично! Взрыватель ноль пять. Заряжай! — голос Лэнгдона был чист и спокоен, и я вновь узнал в нем ту мальчишескую нотку, которая прежде так удивляла меня.

Прожектор на штабе базы мигнул и вспыхнул, оживая. Мощный луч производил странное впечатление: он рассеивался в дыму, и посадочная площадка была освещена белым сиянием, словно луной, скрытой тонким облаком. Гряда дымных клубов над полем казалась черной, как гуашь.

Рев самолета приближался, вибрация чуть ослабла. Казалось, я прямо слышу, как винты вспарывают воздух. Рокот становился все более вялым, источник его уже пронесся над аэродромом впереди нас. Самолет как бы нащупывал дорогу в дыму.

И вдруг из облака вынырнули колеса шасси и размытые очертания белых распростертых крыльев. Самолет мелькнул в свете прожектора лишь на мгновение, но оно показалось мне вечностью. «Юнкерс» плавно снижался, выискивая колесами шасси посадочную дорожку. Теперь я видел его целиком — он был похож на громадного серебристого мотылька, летящего туманной ночью на свет уличного фонаря. В этой огромной крылатой твари, такой-то нескладной, такой сказочной, было что-то призрачное, радужное.

Вынырнув из дыма, самолет устремился прямо к ангару Б. Уготованную ему западню пилот обнаружил слишком поздно. Бедняга, он старался сесть наощупь в густом дыму, а когда облако внезапно осталось позади, прямо перед кабиной в ослепительном свете возникла черная тень ангара!

Резкое натужное усилие моторов потянуло было самолет вверх, он чуть приподнялся, и я даже успел подумать, что «юнкерс» не зацепится за ангар. Но шасси задело край крыши, и огромный самолет медленно перевернулся через нос днищем кверху. Послышался деревянный треск, крыша ангара обвалилась, и «юнкерс» исчез из виду.

А на посадку уже заходил второй. Пулеметные очереди над нашими головами становились все настырнее, где-то там, в холодном свете зари, дрались истребители. Следующий «юнкерс», так же как и первый, ощупью летел над посадочной полосой, отыскивая ее. Я оглядел окоп, чтобы запомнить лица ребят в это мгновение. Зачарованные взгляды всех наших были прикованы к белому сиянию прожектора. Они караулили момент, когда плавно снижающийся самолет вынырнет из дыма и станет виден. Наверное, все, кто был на летном поле, неотрывно смотрели сейчас на озаренный огнем дым над ангарами.

Неожиданно врубился «танной»:

— Солдатам наземной обороны, находящимся к югу от ангара Б, взять на прицел выходы из ангара. Взять на прицел выходы из ангара Б! Всё!

Я едва расслышал команду. Зрелище идущего на посадку самолета парализовало все мои ощущения. Ни один человек в нашем окопе не шевельнулся и не проронил ни слова.

Мгновение — и на месте белесого от лучей прожектора дымного облака возник самолет, такой же чудовищно огромный и серебристый, как и его предшественник. Я скорее почувствовал, чем увидел, как все тихонько ахнули, завидев его. Второй самолет снижался быстрее первого, и его пилот, похоже, даже не увидел ангара. Громадная машина просто врезалась в стену, крылья покорежились, и мы услышали треск, когда обломки посыпались на землю. Из-под них, шатаясь, выкарабкалось несколько человек. Вид у них был ошеломленный. Раздалась пулеметная очередь, потом еще одна, и скрюченные фигурки попадали на землю.

Внезапно я заметил, что становится светлее. Дымка над головой редела, «харрикейны» уже кончили ставить завесу. На посадку заходил еще один «юнкерс-52», пулеметы над нами трещали почти беспрерывно, на фоне рыка кружащих транспортов слышался высокий зуд пикирующих, набирающих высоту и бросающихся в штопор истребителей. В окоп просачивался бледный свет, мгновение спустя я увидел, что небо на востоке зарделось от лучей солнца, которое пока не встало над горизонтом. Край завесы, закрученный темно-бурыми валами, откатился от окопа будто ширма, открыв холодное голубовато-зеленое небо. На востоке кружило не меньше десятка «юнкерсов». Почти приткнувшись носами к хвостам летящих впереди, они водили хоровод, защищая друг дружку. Света еще не хватало, но я заметил, что один из истребителей, дравшихся в вышине, спикировал на цепочку «юнкерсов», дал резкий залп из своих пушек и с жужжанием ушел в сторону.