Николай Григорьев - Двенадцать поленьев

Бойцы оцепенели.

— Тогда остаётся... взорвать бронепоезд.

Я не согласился.

— А разве, — говорю, — мы всё испробовали, чтобы вырваться из ловушки? Белые не стреляют — это же нам на руку! Попытаемся ещё раз и ещё раз чинить путь. Тут главное — в полный рост не показываться. Двинуться бы с рельсом ползком — и белогвардеец нас не заметит!

Бойцы ожили.

Я уже толкнул бронированную дверцу, чтобы вновь выйти из вагона, как вдруг голос за спиной:

— Обождите, товарищ командир. Зазря погибнете!

Это остановил меня Паша Сироткин.

— Обождите, — сказал опять Паша да и выпрыгнул в дверцу.

Я за ним.

Только мы выскочили — бах! бумм!.. — грохнули белогвардейские пушки.

Но мы с Пашей кубарем в канаву — и притаились.

Я шепчу:

— Паша, ты куда?

А он знай ползёт вдоль канавы.

Подполз к паровозу.

— Машинист! — кричит. — Какие у тебя дрова?

Машинист даже не сразу ответил. Этакую глупость человек спрашивает! Но потом заговорил из своей бронированной будки. Сердито, с насмешкой.

— Осина, — говорит, — берёза, есть сосна... А тебе не всё равно?

Паша опять:

— А может, дубовые полешки есть? Поищи, товарищ, дубовых полешек, пожалуйста.

Вздохнул машинист и загремел на паровозе дровами.

Одно дубовое полено выбросил в канаву, другое... Паша так и прижал их к себе.

Ещё полено шлёпнулось в канаву, ещё... Накидал машинист двенадцать дубовых поленьев.

— Хватит, — сказал Паша и тихонько засмеялся.

Потом пополз дальше с поленьями.

Я за ним. Тащу остальные поленья.

— Паша, — говорю, — да что ты такое задумал?

Паша своё:

— Обождите.

Подползли к испорченному рельсу.

Гляжу: Паша поленья накладывает — рядком, рядком в то самое место, где куска рельса нет.

И ловко так действует — головы не поднимает! Так что ни одна белогвардейская пчёлка ни его, ни меня не ужалила...

...Бронепоезд медленно, качаясь, проехал по поленьям, а затем вихрем промчался мимо леса с затаившимися пушками. Белогвардейцы от неожиданности даже выстрелить не успели.

Вырвавшись из плена, раздобыли мы снаряды и пулемётные ленты — и снова в бой.

После боя, когда белогвардейцы были уничтожены, ребята окружили Пашу, стали допытываться: как это он такую ловкую штуку придумал с поленьями?

Паша рассказал.

Он работал прежде в шахте откатчиком. Вывозил из-под земли в вагончике уголь. А хозяин шахты был скупой. Пожалел рельсы купить, и Паша катал вагончик по деревянным брускам.

В бою Паша и вспомнил скупого хозяина.

Это произошло тоже в гражданскую войну.

Балтийское море было тогда как суп с клёцками. Война — всюду мины под водой. Того и гляди, напорется боевой корабль — тут ему и крышка. Хоть не выпускай корабли из гавани. А как же не выпускать боевые корабли, если то с севера, то с запада Советской республике угрожает враг?

Короче сказать, приказали мне, старому моряку, расчистить кораблям дорожку. Дали мне для этого отряд лёгких тральщиков, самого поставили комиссаром.

Собрал я краснофлотцев.

— Ну, — говорю, — ребята, забирай невода, пошли в море рыбачить.

И объясняю, что не рыбку будем ловить, а морские мины — действовать надо осмотрительно.

Эти мины висят в воде, всё равно как воздушные шарики на привязи. Под каждой миной — донный якорь. А привязь отмерена такой длины, что снаружи мину и не видать. Даже небольшой корабль проплывёт над головой мины, не задев её. Эти чёрные шары караулят крупную добычу: крейсеры, линкоры, транспорты.

Ещё раз я напомнил ребятам, что работать в море надо осторожно, но бояться нечего: мы на тральщиках поверху плаваем, а мины в глубине сидят.

Вышел мой отряд в море. А дело уже к зиме было — ветер — так и сечёт по лицу, по рукам, даже под бушлаты к тельняшкам забирается. Краснофлотцы только покрякивают да ёжатся.

— Ничего, — говорю, — на работе согреемся, ещё жарко будет!

А волну развело баллов никак на восемь, на девять...

Трудно работать, когда корабль пляшет на волне, да и тебя заставляет чечётку выплясывать. Но дело есть дело. Спустили мои кораблики тралы — эти самые невода — и поплыли рядышком.

Гляжу — сразу и добыча. Подсечённая тралом, всплыла мина — словно большой чёрный мяч из-под воды выпрыгнул.

С тральщика по ней из пулемёта: «Тра-та-та-та!»

Бухнул взрыв, вскипело море — и мины нет.

Ещё мина позади другого тральщика.

Там её какой-то меткий стрелок щёлкнул из винтовки.

Пошла работа! Грохот в море, столбы воды и пены над волнами.

А я со своего катера за краснофлотцами приглядываю. Выравниваю корабли, чтобы шли намеченным курсом.

Вдруг на одном из тральщиков на мачте сигнал:

«Терплю бедствие».

«Что там, — думаю, — такое?» Спешу выяснить.

Приказываю вздёрнуть в ответ остренький красный флажок с белым глазком. Это значит:

«Ясно вижу».

Затем другой флажок:

«Иду на помощь».

Развернулись — и полным ходом на катере к тральщику.

А оттуда кричат в рупор:

— Не приближайтесь! Опасно!

«Ладно, — думаю себе, — кричите, я постарше и поопытнее вас», — и подошёл вплотную к кораблю.

Перепрыгнул к ним на палубу.

А на людях лица нет. Мечутся в испуге — то сюда, то туда.

— Что случилось? — кричу.

А мне в ответ — тоже криком:

— Бродяга пристала! Не отвязаться!

Я так и обмер. «Бродягами» у нас окрестили мины, которые, сорвавшись с якоря, всплывают на поверхность. Это бывает после штормов. Носятся по морю, бродят...

И вот она, эта бродячая смерть, у борта корабля.

Тральщик пляшет на волне, и мина рядом пляшет. Да так близко, что её расстрелять нельзя: вместе с миной и корабль взлетит на воздух.

— Багры! — кричу. — Баграми её оттолкните! — И сам за багор.

С кем-то вдвоём упёрлись баграми в чёрный шар.

— Осторожно, — говорю, — друг, по рогам не стукни её, осторожнее, осторожнее... Теперь толкаем; в сторону её, в сторону, подальше от борта...

— Есть, товарищ комиссар, — твердит, обрадовавшись, краснофлотец с багром. — Кажись, избавились от смертушки...

А мина вдруг застопорилась. Не желает больше слушаться багров. Словно кто привязал её к кораблю!

Что за напасть такая! Гляжу на воду, вглядываюсь вглубь — так и есть: под водой словно струна темнеет между кораблём и миной.

— Минреп! — невольно вырвалось у меня.

Вы, может, не поймёте, а моряки-то сразу поняли. Минреп — это привязь, канат, который держит плавучую мину на якоре. А бродяжка этим своим хвостом как-то сумела зацепиться за корабль.

— Минреп! — кричу, а сам не выпускаю из рук багра — удерживаю мину на расстоянии. Вдвоём стараемся, вместе с краснофлотцем. — Надо, — кричу, — перерезать минреп! Живее, ребята!