Илья Маркин - Впереди — Днепр!

— Именно. В любую минуту. Может, даже сейчас, когда мы с вами спокойно обсуждаем обстановку, его войска выдвигаются в исходное положение для наступления. Вот видите, — услышав телефонный звонок, улыбнулся Решетников, — сейчас кто-нибудь объявит: фашисты перешли в наступление. Да. Слушаю, я Решетников, — заговорил он по телефону, — иду. Командующий фронтом вызывает, — положив трубку, сказал он Бочарову и стремительно вышел из комнаты.

Оставшись один, Бочаров присел к столу и вновь всмотрелся в исчерченное поле карты оперативной обстановки. Особенно отчетливо выделялись на ней синие окружья вражеских дивизий и огромная в виде сплющенной подковы дуга, окаймлявшая Курск с севера, с запада и с юга. В этой подкове размером до 200 км по длине и столько же по ширине краснели номера воинских соединений Центрального и Воронежского фронтов. Сосредоточения вражеских войск словно придвигались, наползали с севера со стороны Орла и с юга от Харькова и Белгорода к основанию Курской дуги.

«Что будет, если гитлеровцы действительно ударят на Курск со стороны Орла и Белгорода? — раздумывал Бочаров. — Что предпринять, чтобы отразить эти удары?»

Выводов напрашивалось несколько. Можно было создать глубокую, сильную оборону, встретить фашистское наступление мощью огня и заграждений, остановить его, а затем перейти в контрнаступление и повернуть гитлеровцев вспять. Но создать неприступную оборону в один день и даже в одну неделю почти невозможно. Нужно время, и много времени. К тому же еще не наступила весна, земля скована морозом, и, чтобы отрыть простой окоп, нужно долбить ее ломами и кирками.

Можно было поступить и по-другому. Сосредоточить войска и нанести упреждающий удар по фашистским дивизиям, которые еще не успели сосредоточиться, застать их врасплох, разгромить поодиночке и тем сорвать вражеское наступление. Но крупную ударную группировку в один день не сосредоточишь. Опять нужно время. А если наступит ранняя весна, растают снега и все эти бесчисленные балки и овраги, которых так много в районе Курска, Белгорода и Харькова, наполнятся водой, то они станут почти неприступной преградой на пути наступающих войск. Что же можно предпринять? Как лучше поступить?

Бочаров так глубоко ушел в раздумья, что не заметил, как вошел Решетников и остановился позади него. Генерал с любопытством смотрел на склонившегося над картой полковника и чему-то улыбался.

— Андрей Николаевич, — тихо окликнул Решетников.

— Вы, товарищ генерал? — встрепенулся Бочаров.

— Игорь Антонович, — мягко поправил его Решетников и присел к столу.

— Так вот, Андрей Николаевич, — продолжал он, глядя прямо на Бочарова, — две самых важных вести. Первая — Ставка Верховного Главнокомандования ввиду того, что противник начал сосредоточение крупных группировок войск в районе Харькова и Орла, наступление наших Центрального и Воронежского фронтов признала нецелесообразным и отменила операцию. Вторая — генерал Ватутин с целью срыва сосредоточения вражеской ударной группировки в районе Харькова и Белгорода предложил нанести упреждающий удар и уничтожить фашистские войска на белгородско-харьковском направлении. Это предложение послано на утверждение Ставки.

— Значит, упреждающий удар? — переспросил Бочаров.

— Да, упреждающий удар, — подтвердил Решетников.

Командующий группой немецких армий «Юг» фельдмаршал Фриц Эрих фон Манштейн стоял у окна своего просторного кабинета в Запорожье и задумчиво смотрел на вихрящиеся снежинки разгулявшейся метели. Несмотря на свои пятьдесят шесть лет, до самого последнего времени фельдмаршал чувствовал себя бодро и уверенно. Тридцатисемилетняя служба в немецкой армии от кандидата в офицеры в 1906 году через должности взводного командира, батальонного и полкового адъютанта, начальника штаба дивизии, офицера оперативного отдела военного министерства, начальника оперативного отделения генштаба, командира дивизии, начальника штаба группы армий до командующего огромной массой войск, объединенных в группу армий «Юг», вознесли его на вершину военной славы. Но в последний год престиж фельдмаршала начал тускнеть. Хоть и называли его творцом плана блестящей французской кампании 1940 года, героем Крыма, но война с Россией затмила победу Германии над Францией, а Крым, как отчетливо понимал и сам фельдмаршал, и высшие чины в Германии, был не столько триумфом немецкой армии, сколько ее поражением. Еще тогда, под гром восхвалений и лести, фельдмаршал впервые задумался о последствиях войны с Советским Союзом. Крым немцам стоил дороже того военного, политического и экономического значения, которое он имел. Но фельдмаршала, героя Крыма, вызвал Гитлер и поставил новую, как он говорил, самую почетную задачу: уничтожить, стереть с лица земли непокорный Ленинград с его жителями и защитниками. Воспрянув духом, полный беспощадной решимости, отбыл фельдмаршал к новому месту службы. Но едва прибыл он к немецким войскам, окружившим Ленинград, как грянул гром на другом фронте. Советские войска нанесли сокрушающие удары на Волге и огненным кольцом стиснули армию Паулюса.

Гитлер снова вызвал Манштейна и приказал любой ценой вырвать из окружения немецкие войска. На всю жизнь запомнил Манштейн продуваемые декабрьскими ветрами степи между Волгой и Доном. Ни его тридцатисемилетний военный опыт, ни категорические приказы Гитлера, ни фанатическое упорство немецких солдат не могли спасти обреченные на разгром войска Паулюса. Ударная группировка Манштейна не только не смогла прорваться к окруженным войскам Паулюса, но, получив сокрушительный удар от советских гвардейцев, покатилась назад и, оставив огромную территорию, только с помощью спешно переброшенных резервов смогла укрепиться на берегах Северного Донца и Миуса.

Сам Манштейн со своим штабом, беспрерывно меняя места расположения, перекочевал в Запорожье. И вот теперь здесь, на берегу Днепра, в тиши далекого тыла, Манштейна охватили тяжелые раздумья.

«Две кампании, почти два года войны не привели к разгрому Советского Союза, — с горечью констатировал фельдмаршал. — Из Подмосковья, от Волги, от Кавказских вершин немецкие армии откатились на сотни километров назад, потеряв сотни тысяч солдат и пролив реки крови. А силы русских все возрастают и возрастают».

— Должны же, в конце концов, иссякнуть силы русских! — в исступлении воскликнул Манштейн.

Но, вспомнив Крым и Задонские степи, фельдмаршал затих. Только теперь, после мучительных раздумий, к нему пришел окончательный и ясный вывод: добиться победы над Советским Союзом невозможно. Но что же делать? Отступить, признать себя побежденным — это значит впустить советские войска в Германию.