Олекса Белобров - Обратный отсчет

— А мне какая разница — туркмен ты или потомок Тунгусского метеорита? — рассмеялся Хантер. — На, держи! — Он бросил парнишке индивидуальный перевязочный пакет. — Перевяжи руку, а потом бери своих ишаков и беги со всех ног за вон ту горку, там самое безопасное место! И не вылезай, пока мы со своей «броней» не уедем. Буру, бача!

Он посмотрел, как парнишка скачет по камням, словно заяц, ежесекундно оглядываясь и все еще опасаясь выстрела в спину. Ослы, будто сообразив, что и у них появился шанс, не отставали от своего погонщика.

— Помни Шекор-турана! — заорал Хантер, вскинул ствол автомата к небу и одной очередью высадил магазин на сорок пять патронов. — Обратный отсчет!!! — сипло орал он под грохот выстрелов. — Обратный отсчет!!! Пятьсот два, пятьсот один, пятьсот, четыреста девяносто девять!..

— Отпустил? — вполголоса спросил Дыня, как только Александр догнал роту на разбитом проселке.

— …Четыреста девяносто восемь, четыреста девяносто семь, четыреста девяносто шесть, — вместо ответа вслух считал замполит, хитро подмигивая ротному.

— Ну, раз так, тогда уж — четыреста девяносто пять, — засмеялся Дыня, обнимая друга за плечи. — Четыреста девяносто четыре, четыреста девяносто три… — Обнявшись, они зашагали рядом, пока их обоих едва не сбила с ног мощная ударная волна — рванули душманские эрэсы…

В базовом лагере, куда в конце концов добрался поредевший батальон, в палатках была приготовлена баня. Горячая вода и мыло, которых десантники не видели почти месяц, — это было счастье… Всех переодели в новую форму, заранее заготовленную вещевой службой, десантники нацепили ордена и медали, которые нашлись практически у каждого.

— Петренко! — бодро воскликнул комбат, возвратившись с совещания у комбрига, изрядно поддав. — А к тебе, между прочим, жена на Кушку приехала, с той стороны границы звонили! — махнул он куда-то на Север.

— Так я пошел! — Петренко вскинул на плечо автомат и молча двинулся в направлении, указанном Дядей.

— Стой! — Иванов схватил его за ремень и притянул к себе. — Смотри-ка, вроде не пьяный… Ты в своем уме, Шекор-туран?! Восемь километров, в одиночку, по-темному?! К утру одни только уши твои будут валяться у границы!

— А мне теперь по х..! — вырвался Хантер, продолжая про себя символический отсчет: «Четыреста девяносто два, четыреста девяносто один…» — Все равно пойду! Задолбала меня эта война, эта армия, это оружие! — Он швырнул на землю автомат. — Я домой хочу!

— Стой, Шекор, стой! — понял его Дядя. — Я понимаю — ты устал, измотался, хочешь домой. Ты давно ведешь свой обратный отсчет, и мы тоже, каждый по-своему. Подожди, друг, время работает на нас, и его уже никто не остановит. Завтра! А пока давай пройдемся по «копью», ты выспишься, а прямо с утра, как на крыльях, полетишь через границу к своей Афродите!

Уговоры подействовали. Осушив стакан спирта, Хантер наконец отключился до утра. В ту ночь ему не снилось ровным счетом ничего, и только сердце неустанно отсчитывало минуты и секунды…

Утром войска погрузились на «броню», развернули знамена и, блестя орденами и медалями, двинулись через границу. За мостом через реку Кушка, которая в Афгане носит иное имя, их встречал огромный сводный военный оркестр. Музыкантов было человек триста, но музыки никто не слышал — рев двигателей и лязг траков перекрывали все звуки.

Отдельный десантно-штурмовой батальон покидал афганскую землю замыкающим, поэтому женщинам, встречавшим их на туркменской стороне, пришлось изрядно надышаться дизельным выхлопом и пылью под голодными взглядами тысяч мужских глаз. Хантер пристально всматривался в обочины, ожидая увидеть такую родную стройную фигурку… Вот его БМП-2Д приблизилась к «фарватеру» — прямо посреди моста погранцы намалевали широкую белую полосу, символизирующую границу между двумя государствами.

— ДЕСЯТЬ, ДЕВЯТЬ, ВОСЕМЬ… — стучал таймер обратного отсчета, отмеряя все сразу: секунды, метры, удары сердца. — СЕМЬ, ШЕСТЬ, ПЯТЬ, ЧЕТЫРЕ… — За мостом его напряженный взгляд уже выхватил несколько женских фигур. — ТРИ, ДВА, ОДИН!.. — И боевая машина, победоносно грохоча траками, вкатилась на территорию Союза ССР.

— Ур-ра-а-а!!! — расслышал Хантер сквозь грохот сумасшедшие крики десантников. Нескрываемое счастье светилось на их лицах.

Слезы застлали его глаза, в одно мгновение он вспомнил все: пылающие БМП четвертой роты; вертолеты с «двухсотыми» на борту, взмывающие в небо над Темаче; падающие в темную воду кяриза мертвые тела; похороны Нефедова в Ташкенте; МАЗ Побратима, устремляющийся в пропасть; изувеченные тела «союзных балбесов»; вспышку разрыва «Мальвины», в которой сгорел обреченный Стингер…

Счастье еще, что на нем были темные очки и никто не мог видеть слез Шекор-турана…

Очнувшись от внезапного наваждения, Хантер принялся вглядываться в женские силуэты за полосатым пограничным шлагбаумом, поднятым для проезда техники. И как только колонна миновала рябую деревяшку, у десантников возникло впечатление (механики-водители даже сбрасывали скорость и начинали протирать глаза), что по обе стороны дороги внезапно возник цветник — милые и радостные женские лица, стройные фигуры в ярких нарядах… Со всех концов огромной страны сюда, в самую южную ее точку, съехались жены и подруги, матери, сестры и дочери тех, кто возвращался к мирной жизни из жаркого во всех отношениях Афганистана…

Внезапно Александру стало не по себе — на левой обочине, в легком цветастом платье стояла… в позе Сикстинской мадонны… его жена Ядвига с маленькой Анечкой на руках. Опустив дочурку на землю, супруга забросила букет роз на броню его БМП и картинно послала мужу воздушный поцелуй. Аня жестикулировала и вертела головкой, пытаясь отыскать отца среди одинаково одетых и черных, как негры, военных дядек.

Десантник, поймавший букет, передал цветы замкомбата — должно быть, ошеломленное лицо Хантера говорило само за себя. Однако «броня» упорно продвигалась дальше, и справа, среди радостных женских лиц, его взгляд моментально выхватил лицо Афродиты и ее чудесную легкую фигурку в блестящем «монтановском» платье, подаренном им год назад. Букет пышных гладиолусов взлетел в воздух, как противотанковая граната, и угодил прямо в руки капитана Петренко. Афродита что-то прокричала, радостное и взволнованное, но в хаосе звуков — гремел оркестр, рычали двигатели, звучало одновременно множество голосов — он ничего не разобрал. Вскоре счастливое Галино лицо исчезло «за кадром».

Несмотря на шум, на душу опустилась тишина. Таймер обратного отсчета выключился, война закончилась, что ожидает впереди, он не знал. Позади остался Афганистан — во всем его величии, красоте и жестокой мощи, с его кровавыми кошмарами, безысходной нищетой, фанатизмом и предательством… Обернувшись и глядя назад, пока афганский пейзаж не скрылся за поворотом, тот, кого звали в этой стране Шекор-тураном, произнес во весь голос — ведь все равно его никто не мог услышать: