Борис Бурлак - Левый фланг

Строев приказал идти без остановок, — к чему лишний раз тревожить воображение солдат этим верещагинским а п о ф е о з о м войны, что в бою, вгорячах, не производит такого впечатления, как после боя, со стороны.

Всю дорогу ему не давала покоя мысль о трагической любви Бориса и Неды Симич. Он вспоминал их встречу в Ягодине и ругал себя за ненужную спешку в тот свободный день. Недаром говорят, что самые короткие свидания бывают накануне смерти. Перед его глазами часто возникала Неда на своем крылечке: она с надеждой смотрела на него, Строева, будто почувствовала в нем верного покровителя Бориса. Теперь она уже, конечно, получила письмо, отправленное с болгарским офицером, который возвращался к себе на родину через Моравскую долину. Он вложил в конверт миниатюрку, уцелевшую с той поры, когда политотдельский фотограф снимал капитана, только что принятого в партию. И родителям Бориса тоже написал подробно, отослав заодно карточку Неды Симич, найденную в полевой сумке Лебедева. Пусть знают они друг друга. Так все же легче переживать большое горе.

Майор Зотов обещал навестить родителей Бориса, — от Москвы до Ярославля не велика дорога. На другой день после отъезда майора в академию была получена радиограмма о направлении на учебу и Бахыша Мамедова. Уж он-то обязательно заглянет в родную деревеньку однополчанина. Да, сильно поредел круг близких людей в дивизии: одних уж нет, а те далече… Зотову нелегко было работать вместе с Некипеловым, и он, кажется, обрадовался тому, что наконец-то расстается с наштадивом, который, в свою очередь, постарался отделаться от Зотова, как от своего возможного преемника. А Бахышу очень не хотелось уезжать в глубокий тыл в конце войны. Но приказ есть приказ. Особенно переживала его отъезд Рая Донец, которую он всячески оберегал после гибели майора Бондаря. Помнится, был такой случай, когда во время выхода к Днестру один из офицеров-новичков бросил ей вдогонку глупые слова: «Эта не чета какой-нибудь ППЖ». Раиса даже не оглянулась, а Мамедов, шагавший поодаль от незнакомых офицеров, услышал только одно это — «походно-полевая жена» и схватился за кобуру. «Что ты сказал, молокосос! — крикнул он тщедушному, худенькому лейтенанту. — Застрелю на месте!» — и, теряя самообладание, вскинул пистолет. Рая метнулась, встала между ним и лейтенантом, который от испуга потерял дар речи. Дружок его, постарше, понаходчивее, немедленно извинился за обидчика. Горячий, вспыльчивый Бахыш остыл, опустив револьвер, но сердито пригрозил обоим; «Вы у меня узнаете, циники, где раки зимуют! Еще в руках не держали ППШ [13] Автомат (пистолет-пулемет Шпагина). , а уже научились выговаривать ППЖ». С тех пор в полку Мамедова если кто и произносил это скверное словечко, то шепотом, чтобы, не дай бог, не дошло до командира.

Рыцарь — этот Бахыш: всю войну жил письмами невесты из далекого Кировабада. На него, восточного белозубого красавца из Баку, заглядывались многие девушки, но он сам никого из них не замечал, хотя ни одну никогда не давал в обиду.

Строев остановил колонну на ночлег в небольшом селе за городом Секешфехерваром. До района сосредоточения дивизии оставалось не больше суточного перехода. Завтра стрелковые полки будут уже на месте. Строев зашел в дом, занятый оперативным отделением штаба.

— Что нового? — спросил он у Некипелова, который сделал вид, что не заметил его, увлекшись маршрутной картой.

— А, это вы, товарищ полковник, — начальник штаба поднялся из-за стола, начал обстоятельно докладывать.

С недавнего времени отношения между ними стали совсем официальными: Некипелов чувствовал себя виноватым, что задержал приказ об откомандировании Лебедева, и старался работать так, чтобы никто не мог напомнить ему о его неоперативности, которая, по стечению обстоятельств, стоила капитану жизни. А Строев окончательно убедился в том, что этот с у х а р ь думает только о себе, тщательно рассчитывая ход за ходом. Вот убрал с дороги майора Зотова, послав учиться в академию. Такие д е я т е л и терпеть не могут рядом с собой людей, которые умнее их, талантливее. До чего же это благовидный, испытанный предлог — учеба! Кажется, лучшего способа и нет, чтобы избавиться от человека, наступающего тебе на пятки.

Строев выслушал начальника штаба. Больше ему тут делать было нечего. Проходя мимо капитана Головного, на минуту приостановился.

— Что, Михаил, скучаете без Зотова?

— Есть немножко, товарищ полковник. Ведь мы с ним вместе работали с самого Кавказа.

— Мужская дружба — крепкий орешек.

«То-то ты и променял нас всех на мадам Чеканову, — подумал вслед ему Некипелов. — Иди, иди к ней, не прикидывайся рыцарем без страха и упрека».

Строев действительно хотел зайти к Панне, но встретил ее на улице, — она сама шла к нему за помощью: в медсанбате выбыло из строя сразу две машины. Он вызвал командира автороты и не приказал, а попросил выручить медиков. Польщенный автомобилист тут же отправился на окраину села, где располагались его хлопцы.

— Не беспокойтесь, товарищ майор, я все сделаю, — сказал Панне учтивый инженер-капитан.

И ей пришлось остаться с Иваном Григорьевичем, хотя каждая такая встреча больно задевала ее. Женщина всегда на виду у всех, а на фронте тем более. Нет, не солдаты и не боевые офицеры строго судили женщин. В роли судей выступали околофронтовые обыватели. Иные из них не умели отличить полевой бинокль от театрального, но и тут, близ переднего края, были не прочь понаблюдать в замочные скважины. Панна догадывалась, что говорят о ней такие люди, и шла сегодня к Строеву с опаской: она никак не могла привыкнуть к хождению по минному полю сплетен. Однако, ничего не поделаешь, надо привыкать: ей все труднее становилось жить и работать без Строева, особенно после встречи на Мораве. Ведь, кажется, совсем недавно она мудро предостерегала Веру Ивину от легкомысленного увлечения Зарицким и вообще была противницей любых (пусть самых серьезных) романов на войне. А что теперь? Эта боевая, смышленая девчонка, наверное, посмеивается над ней. Да разве могут быть какие-то учителя чужих чувств, когда все мы зеленые ученики перед настоящими, большими чувствами? И никто тут не подскажет с места готового решения: мучайся, решай самостоятельно… Панна сидела в сторонке, не мешая ему говорить по телефону. Но вот он положил трубку, щелкнул зажигалкой-снарядиком, склонился к трепетному огоньку, закурил, встал, подошел, сел рядом и, взяв ее руку, сказал доверительно, точно выдавая большую тайну:

— Устал я, Панна.

— Что вы, это на вас не похоже, Иван Григорьевич, — она осторожно, но настойчиво высвободила руку.

— Не видел тебя вечность.

Он заглянул в ее лицо, и они близко встретились глазами. Панна посмотрела на него с тем настороженным удивлением, которое заставило его опомниться тогда, на Мораве. Нет, не его боялась она, а собственного ответного порыва. Он же опять подумал, что ведет себя глупо, и отпрянул, откинулся на спинку жиденького венского стула.