Борис Бурлак - Левый фланг

— А может, правда, слава, как женщина, любит того, кто ее не замечает.

Дубровин не отозвался, и говорливый старшина оставил его в покое, тем более, что они подъезжали к Каполнашньеку.

Село оказалось сплошь забито обозами: тут скопились тыловые подразделения нескольких дивизий. Андрей с трудом отыскал своих, передал им приказ комдива вернуться на КП. Шоферы встретили эту новость без всякого энтузиазма. Тогда он добавил построже:

— Готовность — завтра, в двенадцать ноль-ноль. Проверю лично.

Утром к нему явились лейтенант из батальона связи и шофер редакционного грузовика. Виновато опустив головы, они сообщили, что две машины из пяти нуждаются в ремонте.

— Знать ничего не знаю! — прикрикнул на них Дубровин. — Хоть на себе тащите свои колымаги, а приказ должен быть выполнен! Мне некогда с вами возиться.

Но ему пришлось все-таки повозиться с ними. Он не отходил от злосчастных грузовиков до тех пор, пока моторы не были собраны и заведены.

С запада все ближе надвигался артиллерийский гул: временами раскаты пушечного грома слышались так ясно, что и сам Дубровин на минуту настораживался. Теперь все знали, что утром немцы перешли в новое контрнаступление где-то под Секешфехерваром. «Вот почему и разладились моторы у этих молодцов, — заключил Андрей. — Шоферы всегда первыми узнают по своей ц е п о ч к е о таких событиях». На прощание он уже мягко наказывал им:

— Держитесь строго большака на Чаквар, не забирайте влево, на проселки.

— Дороги нам известны, товарищ майор, не привыкать, — наигранно-беспечно махнул рукой лейтенант-связист.

В сумерки тыловое селеньице затихло, прислушиваясь к тому, что творилось там, на западе. Артиллерийская канонада заметно ослабела, вошла в ритм. «Остановили немцев», — подумал Андрей. Но сам никак не мог уснуть. И кому пришло в голову вызывать его в штаб фронта в такое время? Зачем он понадобился отделу кадров?.. А что если завтра повернуть назад, в дивизию, сославшись на обстановку? Нет, нельзя. Приказ есть приказ. Что ж, надо добираться. Тут уже недалеко… Он переворачивался с боку на бок, брал кисет с болгарским табачком — подарком видинского партизана, закуривал и думал, что теперь с батальоном, как там Рая, — ждет, наверное, теряется в догадках. Хуже нет валяться в тылу без дела, когда на переднем крае неспокойно.

Чуть свет Андрей встал, наскоро умылся, привел себя в порядок. Хозяин, гостеприимный словак, залетная птица в здешних местах, угостил его на дорогу кружкой доброго вина и наперченным свиным рулетом.

Он решил не ждать попутной машины, а дойти по морозцу пешком до берега Дуная, где попутчиков будет сколько угодно. Ночью выпал сухой снежок. Дул низовой несильный ветер. По стеклянной проселочной дороге текла русская поземка. Чу́дная погода! Немцев конечно, вовсе утихомирили: на западе ни единого пушечного выстрела.

Андрей прошел на восток километров пять-шесть, когда в белесом небе, затянутом реденьким туманом, появились «фокки» и «юнкерсы». Он остановился, проводил их до горизонта долгим суровым взглядом пехотинца. Через несколько минут долетели гулкие, с пружинистым подскоком, удары бомб, и стая немцев врассыпную, налегке пролетела обратно, в сторону Балатона, откуда шел навстречу им уже другой косяк. Это озадачило Дубровина: неужели немцам все-таки удалось прорваться, если они бомбят так близко? Он набавил шаг. На развилке дорог, не задумываясь, взял правее, чтобы сразу выйти в район села Дунапентеле.

Вскоре он увидел впереди небольшую артиллерийскую колонну. Она шла в сторону Дунапентеле во весь опор, — так, что подпрыгивали пушки на прицепе. Это уж совсем не понравилось ему.

А в небе тем временем где-то очень высоко завязывались короткие воздушные бои. Однако «юнкерсы», не обращая внимания на наших истребителей, проходили совсем низко. Южнее их, по самому горизонту, натужно гудя моторами, плыли другие вереницы бомбардировщиков.

Туман окончательно рассеялся: день обещал быть летным. Но где же «ИЛы»? (Откуда было знать Андрею, что в это самое время наши авиадивизии спешно перебазировались на восток, за Дунай, потеряв свои аэродромы, захваченные противником.)

Он расстегнул шинель, снял шапку и, помахивая ею в такт шага, заставил себя идти умереннее — и без того сильно взмок за эти два часа. Венгерское зимнее солнце начинало припекать. В России так бывает лишь на масленицу, в начале марта.

Постепенно успокаиваясь, он уже с некоторым любопытством оглядывался по сторонам. Кругом ни души. И белым-бело. Вся придунайская равнина — в зеркальных бликах: они весело поигрывают на откосах сугробов — то гаснут, то разгораются на подсиненном за ночь ломком насте. И в небе стало вроде бы потише, поспокойнее: воздушные бои отдалились вправо, туда, где кружатся теперь немцы. Андрей позволил себе даже закупить.

И вдруг он уловил ровный шум моторов. Нет, он не мог ошибиться — танки! Но где же они? Пристально, до острой рези в глазах, он вглядывался в ту сторону, откуда доносился этот характерный шум. Наконец, различил в белом сиянии наста пыльно-снежные буруны. Танки шли боевым курсом на северо-восток. Неужели отступают наши? Но почему именно сюда, а не на юг, где, кажется, самое пекло?

Однако что же раздумывать посреди дороги, — скоро должен показаться Дунапентеле: там все сразу станет ясно.

Андрей для чего-то застегнул шинель, надел ушанку, приосанился, как перед атакой, и зашагал скорым шагом дальше. Проселок вел наперерез головному танку, который, увлекая за собой широкий клин других машин, на средней скорости, мерно покачиваясь, выходил наискосок к дороге.

И тут он увидел крест на башне. Немцы!..

Андрей поискал глазами хоть какую-нибудь лунку, но всюду вокруг была идеальная сверкающая плоскость. Головной танк уже заметил его, сбавил скорость у самого проселка. Тогда Андрей нащупал в кармане шинели одну-единственную лимонку: она случайно оказалась там вместе с зажигалкой. Он крепко стиснул ее в ладони полусогнутой руки, — немецкие танки шли с открытыми люками, как на марше. Он терпеливо выждал, отсчитывая дистанцию, для верного броска, и когда из темного зева люка приподнялся офицер, Андрей крупно шагнул навстречу и кинул гранату точно в цель. Плеснулось оранжевое пламя, ударил трескучий взрыв. Головной танк встал, ошеломленный его дерзостью.

Андрей выхватил из кобуры пистолет, больше у него ничего не оставалось. В это время еще два танка, шедшие за командирским, остановились на дороге. Он с упора, с локтя, дважды выстрелил тоже в люковый зев ближнего. Хотел выстрелить еще, прежде чем пустить себе пулю в лоб, но там, в ближнем танке, не выдержали этого поединка, — и оттуда хлестнула по залитому солнцем ослепительному насту длинная автоматная очередь.