Поль Сидиропуло - Костры на башнях

На перевалах Хотю-тау полк Битнера построил более двадцати утепленных каменных жилых помещений, укрытий и складов. Солдаты валились с ног от усталости, а им все обещали: придет подкрепление — переведете дух. Все, похоже, ныне забыто. В этом мире кому как повезет: одним — Рыцарский крест, а другим не достается даже надгробный…

…Подходил к концу затянувшийся бой. Немцы под конец предприняли еще одну атаку — в какой уже раз они пытались овладеть высоткой, которая дала бы возможность переломить ход событий! Нескольким егерям на фланге удалось совершить скрытый обход и они один за другим устремились за скалы.

Сдержать прорыв в этом месте бойцы не смогли, немцы стали их обходить.

— Прикроем. — Хачури бросился с двумя бойцами наперехват.

Однако егеря вскоре просочились и в другом месте.

— Товарищ капитан, смотрите! — обнаружил их глазастый Аргуданов — он находился к Соколову ближе других.

«Надо перехватить их у нижней скалы», — решил Виктор. Одному будет трудно сдержать фашистов, снимать Аргуданова с позиции никак нельзя: через оголенный участок обороны могла проскочить другая группа немцев. И он спустился вниз по крутому откосу, по узкому коридору направился к скале и спрятался за нею. Лег на снег и стал ждать. Вскоре послышался хруст снега под ногами — егеря спешили, отрывисто и шумно дыша. Один пробежал, второй, третий…

— Эй, кто-нибудь! — крикнул Виктор по-немецки. — Да помогите, черт возьми, я ранен! Шнель! Шнель!

К нему за скалу свернули сразу двое. Он дал очередь из автомата, и оба свалились в снег. Соколов снова подождал и, как только послышались шаги, опять стал звать на помощь. Скосил еще двоих, а потом еще одного, который долго не хотел подходить, точно чувствовал опасность.

Виктор продолжал лежать на снегу, нисколько не испытывая холода. Он чувствовал себя в безопасности. За его спиной надежно возвышалась скала, на которую невозможно забраться. Наконец, когда он собрался была вставать, послышались шаги.

— Эй, кто-нибудь! Помогите! — позвал Виктор сердито.

Хруст прекратился, но на площадку никто не выходил, а через некоторое время донесся голос:

— Что с тобой? Что ты там делаешь?

— Разве твои уши заложены? Я ранен, говорю тебе! — Виктор чуть было не выругался по-русски. — Ну, скорее!

На снежном настиле площадки выросла огромная фигура.

Виктор вскрикнул:

— Карл?! — Ему показалось, что это был Карстен, и он собрался было броситься ему навстречу.

— Где же ты? Не вижу тебя, — неуклюже поворачивался немец.

Виктор сообразил, что обознался, и выстрелил.

— Ты что, свинья, делаешь! В своем уме… — Егерь, не договорив, рухнул лицом в снег.

Больше никто не появлялся. Издали доносились выстрелы, но все реже и реже. Виктор поднялся. На лбу выступил пот: лежал на снегу и вспотел — такое и представить нельзя. Но, выходит, что и такое может случиться. Он покосился на распростертые на снегу трупы егерей, перевернул одного из них, того, кто был покрупнее, и с облегчением вздохнул — нет, не Карл. Иной раз даже во время боя он невольно прекращал стрелять, опасаясь, что подстрелит Карстена, а потом спохватывался и ругал себя: так не годится.

Соколов побрел к Хачури, который с несколькими бойцами сменял позицию — и в этом месте прорваться немцам не удалось.

— Снова отбили атаку. Какую уже по счету! — Аккуратный Хачури зарос черной, с проседью, бородой, если бы не военная форма, вполне сошел бы за местного горца.

— На этот раз, думаю, они выдохлись окончательно. — Виктор указал на небо.

Надвигалась черная туча, ее густые космы обволакивали белоснежную вершину.

Из-за бурана боевые действия прекратились. Бойцы вернулись в село.

Соколов едва держался на ногах, только не мог определить, от чего больше обессилел: то ли от долгого и утомительного похода, который на протяжении трех суток держал его в постоянном напряжении, то ли от тяжкого, затянувшегося боя, а может быть, от всего, вместе взятого. Он устало переступил порог здания сельсовета, сел на первый попавшийся стул и, прислонившись плечом к стене, тут же вздремнул.

Появился Тариэл, тот самый подросток, которого однажды посылали к бойцам парламентером. Будить Соколова он не решился, вот и ждал, когда капитан откроет глаза.

— Ты что такой сердитый? — спросил его Хачури, когда вошел в помещение.

— Дедушка Мишо срочно зовет командира. Очень важно.

— Вот как.

Хачури постоял над Виктором, поколебался — стоит ли будить вконец измученного человека, но, помедлив недолго, опустил руку ему на плечо.

— Тебя срочно хочет видеть старик Мишо, — сказал ротный, когда Соколов открыл глаза. — Гонца прислал. Дело, говорит, очень важное.

— Ты выяснил, что я тебя просил? — спросил Виктор, вяло вставая. — Мать уже отправилась?

— Да. Вместе с тяжелоранеными.

Капитан постоял, все еще не в силах окончательно пробудиться.

— Если что — позови.

Сказал и ушел.

Старика Мишо Виктор встретил у него во дворе. Рука горца была перевязана: он принимал участие в обороне села, охранял с односельчанами подступы к нему с левого фланга, и был легко ранен. Елизавета Христофоровна сделала ему перевязку, одну из последних уже здесь, в горах, перед тем как отправиться во Владикавказ на самолете.

— И я на старости лет хожу вот с перевязанной рукой, — сказал Мишо, увидев Соколова. — Решил помочь молодым и себя проверить в бою. Да вояка из меня уже, видать, неважный. Сразу же подставил себя под вражескую пулю.

Правда, было это не совсем так, наговаривал на себя старик из скромности; и не первый это бой, в котором принимал Мишо участие, и ранение получил отнюдь не по своей оплошности, а из-за неуемного подростка, Тариэла-младшего, которого спасал, когда парнишка помчался с легкомысленной прытью к убитому фашисту, чтобы забрать у него автомат. Старик едва успел повалить мальчишку в сугроб, а то бы их уложили насмерть.

Комбат и старик поднялись по лестнице наверх.

— Папа! — По веранде навстречу ему бежал Алексей, сын.

— Как ты здесь оказался? — Виктор взял его на руки, стал тискать и целовать.

Наконец малыш освободился от крепких отцовских объятий и сказал:

— Ну, слушай. Мы здесь с мамой. Нас привел дядя Азамат. Мы так намучились…

Из комнаты на веранду вышла Надя.

С Алексеем на руках Виктор двинулся к жене. Она прижалась щекой к плечу мужа и заглянула в его усталые, покрасневшие глаза.

— Ой, Виктор! — заговорила она взволнованно-хриплым голосом и коснулась рукой его груди, точно ей понадобилась опора. — Если бы ты знал, что мы пережили за это время! Кошмар!

— Вы давно здесь? Мама видела вас?

— Нет. А разве она здесь? — в свою очередь спросила Надя.

— Какая досада! Значит, она улетела раньше и не знает, что вы спаслись. А она так волновалась за вас.