Анатолий Медников - Открытый счет

Говоря это, Сергей следил за глазами, которые смотрели на него немного сердито и очень внимательно, тем собранным, полным внутренней энергии взглядом, которым отец всегда вольно или невольно умел привлекать к себе симпатию собеседника.

— Значит, в разведроту?

— Не боги горшки обжигают.

— Нет, это вредная поговорка, именно боги, точнее — мастера своего дела. Не хочу пугать, но в разведке риска больше на солдатскую и офицерскую душу, чем где-либо ещё.

— А по-моему, ты запугиваешь меня, отец! — сказал Сергей.

— Нисколько. Я хочу тебе сказать прямо. В разведке ты будешь заметен, на виду, а у командира дивизии не может быть сына… труса!

И, видя, как Сергей покраснел, не находя что ответить, отец добавил:

— Не обижайся, Серёга, я тебя знаю, как… сына, по вместе мы не воевали.

— Тебе не придётся за меня краснеть, произнёс тогда Сергей, всё же обидевшись на отца в той мере, в какой он вообще мог на него обижаться.

«О тебе я знаю больше, чем ты обо мне», — хотел сказать он, но промолчал.

«Во всяком случае, — думал Сергей, пока отец просматривал какую-то бумагу, взяв её со стола, — в семье Свиридовых сын знает об отце многое, хотя бы потому, что всегда испытывал к нему уважение как к личности, к его боевой биографии, куда входила гражданская война, и Первая Конная, и борьба с басмачами в Средней Азии».

Свиридовы часто переезжали всей семьёй из города в город, больше трёх-четырёх лет не задерживались на одном месте. Сын военного, Сергей понимал необходимость этих переездов и даже гордился тем, что много путешествует вместе с отцом.

Каждое лето он гостил в военных лагерях. Ещё мальчиком он полюбил порядок и строгую красоту летнего военного городка: и марширующие по плацу батальоны, и запах кавалерийских конюшен, и пушки, катящиеся в конной упряжке, и чадящие дымом и бензином танки и танкетки, оставляющие на земле крупный рубчатый след от гусениц.

Ему было лет одиннадцать, когда, стоя рядом с отцом в тире, он впервые стрелял из настоящего нагана, испытывая при выстрелах и страх, и жгучее удовольствие.

Однажды его посадили в настоящую танкетку на командирское место рядом с водителем, сверху накрыли бронированной плитой, и весь видимый мир сжался до размеров узкой прыгающей прорези на металле — смотровой щели. А рядом, как живой, жарко дышал мотор, скрежетали рычаги фрикционов, и Серёжу больно подкидывало на жёстком сиденье… Но он был счастлив — прокатился в танкетке!..

Обычно из летних военных лагерей мальчика было трудно выманить в пионерские. А зимой, когда он ходил в школу и мало видел папу дома, его образ всегда связывался с пением лагерных сигнальных труб, громкими командами, гулким топотом сапог под звуки походной песни. И запах кожаной отцовской тужурки, опоясанной широким ремнём с маленьким браунингом на боку, запах ремней, прикосновение тёплых, сильных рук с загрубевшими ладонями — всё это часто вспоминалось Сергею, когда отца уже не было рядом и началась война.

С годами он догонял отца высоким ростом и гордился тем, что всё более становился похож на Свиридова-старшего. Когда в декабре сорок четвёртого, за два месяца до выпуска из училища, он на несколько часов заехал домой, вошёл твёрдым шагом в столовую и мама увидела его в военной форме, — она вдруг почему-то заплакала, прижавшись лицом к Серёжиной щеке, сразу ставшей влажной.

Он тогда растерялся, не мог понять, отчего мама плачет, и она сама не могла объяснить ему этого.

— Ну ладно, ладно, мама, я ведь ещё не уезжаю на фронт, — успокаивающе сказал он ей, думая, что отгадал причину слёз.

— Я не поэтому, глупый, — ответила мама, вытирая платком покрасневшие глаза, — просто ты вырос, и я вспомнила твоего отца молодым.

— Береги себя и пиши, Серёжа, часто, твой отец не балует меня письмами, — сказала она, провожая Сергея на фронт.

Конечно, он пообещал ей это, как и любой другой сын на его месте. Но про себя подумал, что вряд ли сможет писать так часто, как это ей хотелось бы. Ведь его ждёт фронт и боевая жизнь…

…Сергей был уверен, что эта жизнь уже началась счастливой встречей с отцом.

«Пришла героическая пора и для моего поколения, пришёл мой час показать себя!» — думал Сергей.

— Неужели ты хочешь, чтобы я устроился где-нибудь в штабе? — сказал он через минуту отцу. — Ты же сам не уважал бы меня за эту просьбу и себя за то, что подтолкнул меня к ней. И потом, — Сергей даже повысил голос, — чем наше поколение хуже вашего? Мы должны испытать всё.

Отец не ответил, промолчал и, кажется, был рад тому, что в комнату снова вошёл Волков. Сергей же подумал, что несколько странный приём, оказанный ему отцом, лишь защитней оболочка любви и поэтому он не испортит ему настроения.

«Боится отправить в разведку, потому и сердится», — решил он, снисходительно прощая отцу эту слабость.

— У нас есть вакансия в разведроте? — спросил генерал у Волкова.

— И в штабе.

— Не хочет.

— Сын своего отца, — рассмеялся Волков.

— Ну, тогда ты, «сын своего отца», шагом марш в другую комнату, отдохни, а мы подумаем, куда тебя определить, — приказал отец. И, может быть почувствовав в эту минуту, что разговор всё-таки жестковат, он неожиданно весело подмигнул сначала Сергею, а потом Волкову…

…Утром отец вызвал в штаб капитана Самсонова, дал указание усилить разведку, а затем при Сергее сказал:

— Возьми сына к себе, Илья Ильич, и забудь о том, что это мой сын. Учи его, требуй, как положено. Парень он неплохой…

— Мы уже знакомы, товарищ генерал, — ответил Самсонов и улыбнулся смущённому Сергею. — Попросился к нам — хорошо!

— Да, попросился. И я не говорю тебе, Самсонов, побереги сына, но и на первых порах не давай ему лезть куда не надо, очертя голову. Учи, требуй, — ещё раз повторил он. — Ну всё, поезжайте вдвоём!

…В это же утро Сергей с вещмешком за плечами трясся в кузове попутного грузовика, который довёз его и капитана Самсонова до развилки, откуда виднелся небольшой немецкий хутор. Дальше пошли пешком. Падал редкий снежок, и в воздухе словно бы летали большие белые мухи… Вдали виднелась грязно-белая полоса с высоким правым берегом. Одер!.. Даже издали было заметно, что лёд на реке уже подточен и сильно пропитался водой, вот-вот вздуется.

В доме, куда пришли Самсонов и Сергей, размещались офицеры разведроты.

— Землянки мы теперь редко роем, — заметил Самсонов, — много домов каменных, да и Гитлер с авиацией ослаб. Если бомбит, то переправы. Только вот артиллерии у него ещё порядком и крупные калибры, зенитную использует по наземным целям. Так что артналётов надо опасаться. Вот «свободный окоп» направо, занимайте, — пошутил капитан, — сейчас пришлю ваших людей. А вот тут общая зала, — показал он на большую комнату, служившую одновременно и коридором, куда выходили двери боковых помещений.