Джек Хиггинс - Операция «Валгалла»

— Тогда могу сказать только одно, им лучше поторопиться, а то могут все пропустить. Вы не хотите сейчас поесть? У нас осталась еще значительная часть неприкосновенного запаса, а Файнбаум обменял вчера часть копченостей на дюжину банок фасоли у тех английских танкистов, что во главе колонны.

— Вполне достаточно кофе, Гарри, — сказал Говард. — Может быть позднее.

Сержант пошел обратно к костру, а Говард продолжал вышагивать взад вперед вдоль грузовика, притопывая ногами и крепко сжимая руками в перчатках горячую кружку. Ему было двадцать три, слишком молодой, для капитана рейнджеров, [2] Rangers — в американской армии десантные диверсионно-разведывательные подразделения. но не в условиях войны. На нем была мятая куртка «мэкинау», [3] Mackinaw — плотная шерстяная ткань, которую индейцы и лесорубы северо-запада США используют на одеяла. горло замотано вязаным шарфом, на голове шерстяная шапочка. Бывали моменты, когда ему нельзя было дать больше девятнадцати, но только не сейчас с этой четырехдневной черной щетиной на подбородке и запавшими глазами.

Когда ему было девятнадцать, он, сын фермера из Огайо, считавший себя поэтом и намеревавшийся зарабатывать на жизнь своим пером, отправился в Колумбийский университет учиться журналистике. Давно это было, еще до потопа. До всех тех превратностей войны, вследствие которых он оказался в нынешней ситуации, командиром разведывательной группы для колонны 7-ой британской бронетанковой дивизии, продвигавшейся по Баварии к Берхтесгадену.

Гувер присел у костра. Файнбаум подал ему тарелку с фасолью.

— Капитан не ест?

— Не сейчас.

— Господи, сколько это может продолжаться? — возмутился Файнбаум.

— Проявляй уважение, Файнбаум. — Губер кольнул его своим ножом. — Больше уважения, когда ты о нем говоришь.

— Конечно, я его уважаю, — огрызнулся Файнбаум. — Уважаю, как сумасшедший, и знаю, как вы с ним вместе ходили в Салерно, как те фрицы спрыгнули на вас у Энзио со своими пулеметами просто ниоткуда и положили три четверти батальона, как наш милый капитан спас остальных. Такой Божий дар воинству должен есть хотя бы изредка. Он и пары ложек не проглотил с самого воскресенья.

— В воскресенье он потерял девять человек, — сказал Гувер. — Похоже, ты забыл.

— Те парни погибли, следовательно, мертвы, правильно? Если он не будет держать себя в форме, он может потерять еще нескольких, включая меня. Я хочу сказать, ну взгляни ты на него! Он же отощал ужасно, это его вонючее пальто стало велико ему на два размера. Он выглядит как первокурсник из колледжа.

— Да, из тех, кого награждают «Серебряными звездами с дубовыми листьями».

Остальные рассмеялись, а Файнбаум прикинулся обиженным.

— Ладно, я свое дело сделал. Просто подумал, что теперь как-то глупо умирать.

— Каждый умрет, — сказал Гувер. — Раньше или позже. Даже ты.

— Естественно. Но не здесь. Не сейчас. Я имею в виду, что, пережив день D, Омаху, Сен-Ло, Арденны и еще несколько веселеньких пересадок между ними, выглядело бы глупостью найти смерть здесь, служа няньками для этих англичан.

— Ты так и не заметил, что мы почти четыре года находимся на одной стороне? — сказал Гувер.

— Мудрено заметить, если парни одеваются вроде этих. — Файнбаум кивнул на приближавшегося командира колонны подполковника Деннинга, рядом с которым шел его адъютант. Вследствие своей принадлежности к «Хайлендерам», к шотландскому полку, они носили весьма экстравагантные шотландские шапочки.

— Доброе утро, Говард, — приветствовал Деннинг, подходя. — Чертовски холодная ночь. В этом году зима затянулась.

— Похоже на то, полковник.

— Давайте взглянем на карту, Миллер. — Адъютант расправил карту на борту грузовика, и полковник поводил пальцем по центру. — Вот Инсбрук, а мы вот здесь. Еще пять миль по этой долине, и мы выйдем к пересечению с дорогой на Зальцбург. Там нас могут ждать неприятности, вам не кажется?

— Вполне возможно, полковник.

— Хорошо. Мы двинемся через тридцать минут. Я предлагаю вам возглавить колонну и выслать вперед еще один джип на разведку территории.

— Как прикажете, сэр.

Деннинг с адъютантом пошли прочь, а Говард обратился к Гуверу и остальным, придвинувшимся достаточно близко, чтобы слышать.

— Ты понял, Гарри.

— Думаю, да, сэр.

— Хорошо. Возьмешь Файнбаума и О'Гради. Гарленд и Андерсен останутся со мной. Связь по радио каждые пять минут, обязательно. Двинули.

Когда они начали действовать, Файнбаум произнес печально:

— Святая Мария, матерь Божья, я простой еврейский парень, но помолись за нас, грешников в час нашей беды.

По радио новости были хорошими. Русские, наконец, окружили Берлин и встретились с американскими войсками на реке Эльба, в семидесяти пяти милях южнее столицы, поделив Германию пополам.

— Теперь из Берлина есть только один выход: по воздуху, сэр, — сказал Андерсен Говарду. — Они не могут больше продолжать, им придется сдаться. Этого требует логика.

— Не уверен, — ответил Говард. — Я бы сказал так: если твое имя Гитлер, Геббельс или Гиммлер, а единственная видимая перспектива это короткий суд и длинная веревка, то может показаться, что, если все равно пропадать, так уж забрать с собой возможно большее число из рядов противника.

Андерсен, сидевший за рулем, выглядел встревоженным, что и не удивительно, поскольку в отличие от Гарленда, он был женат и имел двоих детей, девочку пяти лет и мальчика шести. Он так вцепился в руль, что побелели костяшки пальцев.

«Тебе не нужно было встревать в это дело, старик, — подумал Говард, — Нужно было выбрать что-нибудь полегче. Как сделали многие».

Странно, каким бесчувственным он стал там, где это касалось страданий других, но это все война. Она оставляла его безразличным ко всему, что было связано со смертью, даже к самым неприглядным ее аспектам. Давно миновало время, когда его тело ощущало эмоциональное воздействие. Он видел их слишком много. Значение имел только сам факт смерти.

Радио пробудилось к жизни. Голос Гувера звучал совершенно чисто.

— Нянюшка один нянюшке два. Вы меня слышите?

— Интенсивность девять, — ответил Говард. — Где вы, Гарри?

— Мы добрались до перекрестка, сэр. Ни единого фрица в поле зрения. Что нам делать?

Говард посмотрел на часы.

— Оставайтесь на месте. Мы будем через двадцать минут. Конец и отбой.

Он положил на место микрофон и обратился к Гарленду:

— Странно, я ожидал от них чего-то. Такое хорошее место, чтобы устроить драку. Хотя…

В ушах у него неожиданно заревело, и казалось, его подхватило сильным ветром и понесло прочь. Мир исчез и появился вновь, и он каким-то образом оказался лежащим в канаве, рядом с ним Гарленд, но без шлема и без большей части черепа. Джип, или то, что от него осталось, опрокинулся набок. Танк «Кромвель» позади него неистово полыхал, его боекомплект взрывался подобно фейерверку. Один из танкистов выбрался из башни в горящей одежде и упал на землю.