Джек Хиггинс - Операция «Валгалла»

Гоффер, тощий усталый молодой человек двадцати семи лет, носил пилотку танкиста и сплошной комбинезон осенней камуфляжной расцветки. Он был сыном владельца гостиницы в горах Гарца, служил при Риттере уже четыре года и был ему беззаветно предан.

— Пару часов.

Риттер надел форменную фуражку, придал ей привычный наклон.

— Ты, Эрик, бессовестный лгун, тебе это известно? У тебя руки в смазке. Ты опять копался в моторах.

— Кому-то же приходится. Запасных частей нет.

— Нет даже для СС. — Риттер сардонически усмехнулся. — Похоже, действительно, все идет прахом. Слушай, попробуй организовать немного кофе и чего-нибудь поесть. Стакан шнапса тоже не помешал бы. Я не думаю, что задержусь там.

Он быстро спустился по лестнице, и часовой указал ему на комнату в задней части гостиницы, где он нашел полковника Ягера и еще двоих взводных командиров, занятых изучением карты, разложенной на столе.

Ягер повернулся и пошел ему навстречу, протягивая руку.

— Дорогой Карл, не могу выразить, как я рад. Огромная, огромная честь не только для вас, но для всего батальона.

Риттер посмотрел на него изумленно.

— Боюсь, я вас не понимаю.

— Конечно. И не удивительно. — Ягер взял со стола сигнальную телеграмму. — Естественно, я сообщил все подробности удивительного утреннего подвига прямо в дивизию. Похоже, они радировали в Берлин. Я только что получил вот это. Специальный приказ, Карл, вам и штурмшарфюреру Гофферу. Как видите, вы отправляетесь немедленно.

Гофферу действительно удалось раздобыть немного кофе, причем натурального, и немного холодного мяса с черным хлебом. Он как раз расставлял все на маленьком столике у кровати, когда дверь открылась, и вошел Риттер.

Гоффер сразу понял, что что-то случилось, поскольку таким бледным он майора никогда не видел, факт замечательный, если иметь в виду, что он и всегда-то был бледен.

Риттер швырнул фуражку на кровать и поправил Рыцарский крест с дубовыми листьями, висевший под воротом его черного кителя.

— Эрик, это запах кофе? Настоящего кофе? Кого тебе пришлось убить? И шнапс?

— «Steinhanger», майор. — Гоффер поднял драгоценную бутылку. — Это лучшее, что я смог раздобыть.

— Хорошо, тогда не нашел бы ты пару стаканов, ладно? Говорят, нам есть что праздновать.

— Праздновать, сэр?

— Да, Эрик. Как ты смотришь на поездку в Берлин?

— В Берлин, майор? — Гоффер посмотрел на него изумленно. — Но Берлин окружен. Это сказали по радио.

— Если ты достаточно важная птица, то можешь долететь до Темплхофа или Гейтоу, а мы с тобой, Эрик, именно таковы.

И неожиданно Риттер разозлился, лицо еще побледнело, а когда он протянул стакан главному сержанту, его рука дрожала.

— Важные птицы, сэр? Мы?

— Мой дорогой Эрик, тебя только что наградили Рыцарским крестом. С большим опозданием, должен добавить. Я получил Мечи. Но далее следует лучшая часть: от самого фюрера, Эрик. Разве это не ценно? Германия на грани полного разорения, а он может найти самолет, чтобы доставить нас специально, с эскортом истребителей Люфтваффе. Как тебе это нравится? — Он громко рассмеялся. — Этот несчастный, должно быть, думает, что мы только что выиграли войну ради него, или еще что-то.

Утром 26 апреля двум «Юнкерсам 525», груженым снарядами для танков, удалось приземлиться в центре Берлина вблизи Сиджесзойле на полосу, которая являлась в спешке приспособленной для этой цели местной дорогой.

Карл Риттер и Эрик Гоффер были единственными пассажирами. Они выбрались через люк и оказались среди невероятной суеты. Следом за ними выбрался их пилот, юный капитан «Люфтваффе» по фамилии Рош.

Среди солдат, которые немедленно принялись разгружать снаряды, царила паника. Удивляться не приходилось, поскольку тяжелая артиллерия русских сильно обстреливала город, и периодически над головой со свистом проносился снаряд, чтобы взорваться в развалинах за спиной. Воздух был полон пороховым дымом, все покрыто пылью и словно затянуто пеленой.

Рош, Риттер и Гоффер поспешили под прикрытие ближайшей стены, и присели около нее. Юный пилот предложил им сигареты.

— Добро пожаловать в Город мертвых, — сказал он. — Новый дантов ад.

— Вам и раньше доводилось это делать? — спросил Риттер.

— Нет, это новый ход. Еще можно сесть в Темплхофе и в Гейтоу, но оттуда сюда по земле уже не добраться. Иваны заполонили все вокруг. — Он горько засмеялся. — Но мы их отбросим назад, можно не сомневаться. У нас же есть еще армия ветеранов, которых можно призвать. Подразделения «Фольксштурма», средний возраст — шестьдесят лет. А с другого края несколько тысяч «Гитлерюгенда», большинству из них лет по четырнадцать. А по середине осталось совсем немного, разве что фюрер, которого, естественно, хранит Бог. Разве он не стоит нескольких дивизий, правда?

Вызывавший неловкость разговор был прерван неожиданным прибытием штабной машины с водителем и сержантом военной полиции СС. Мундир сержанта поражал безупречностью, на шее сверкала эмблема полевой жандармерии.

— Штурмбаннфюрер Риттер?

— Так точно.

Сержант щелкнул каблуками, его рука мелькнула в четком партийном приветствии.

— Поздравления генерала Феджелайна. Мы здесь, чтобы доставить вас в штаб фюрера.

— Мы присоединимся к вам через минуту. — Сержант отошел. Риттер обратился к Рошу: — В странную игру мы играем.

— Здесь, в конце всего, вы имеете в виду? — Рош улыбнулся. — По крайней мере, я-то отсюда уберусь. В отличие от вас, друг мой, у меня приказ вернуться сразу, как будет возможно, и забрать пятьдесят раненых из госпиталя «Харите». Вам же, боюсь, окажется очень затруднительно покинуть Берлин.

— Моя бабушка была истинной католичкой. Она научила меня верить в чудеса. — Риттер протянул руку. — Желаю удачи.

— Вам того же. — Рош инстинктивно наклонился, когда над головами снова завыли тяжелые снаряды. — Она вам потребуется.

Штабной автомобиль свернул с Вильгельмплац на Фосштрассе, и перед ними вырос массив Рейхсканцелярии. Она представляла жалкое зрелище вследствие обветшания и разрушений, вызванных бомбардировками. Время от времени с воем проносился очередной снаряд, чтобы выполнить свою разрушительную работу. Улицы были безлюдны, завалены обломками настолько, что водителю приходилось выбирать дорогу с большой осторожностью.

— Боже мой, — сказал Гоффер. — Как кто-то может работать в такой обстановке. Это невозможно.

— Внизу, — ответил сержант полиции. — Между этими снарядами русских и бункером фюрера тридцать метров бетона. Там ему ничто не может повредить.

«Ничто? — подумал Риттер. — Возможно ли, чтобы этот клоун верил в то, что говорит, или его тоже коснулось безумие, как и его хозяев?»