Джек Хиггинс - Операция «Валгалла»

Подъездной пандус был разрушен, но еще осталось достаточно места, чтобы штабная машина могла проехать. Когда машина остановились, из темноты выдвинулся эсэсовец часовой. Сержант отослал его и повернулся к Риттеру.

— Следуйте за мной, пожалуйста. Сначала мы должны доложиться генерал-майору Монке.

Риттер снял кожаный плащ и отдал его Гофферу. Под ним обнаружился безупречный черный мундир танкиста, блеснули награды. Он подтянул перчатки. Сержант был явно поражен и вытянулся по струнке, как бы поняв, что это их общая игра, и был рад наилучшим образом сыграть свою роль.

— Вы готовы, штурмбаннфюрер?

Риттер кивнул, сержант с готовностью двинулся вперед, они последовали за ним вниз по темному коридору с бетонными стенами, источавшими влагу. Каждый клочок свободного пространства был занят солдатами, многие из них спали, судя по виду, в большинстве своем они принадлежали к войскам СС. Некоторые поднимали головы, смотрели усталыми и безразличными глазами, в которых не рождал удивления даже подарочный вид Риттера.

Когда они переговаривались, то голоса звучали низко и приглушенно, и основным звуком казался монотонный гул динамо-машин и вращающихся электрических фенов вентиляционной системы. По временам ощущались едва заметные колебания, когда земля наверху сотрясалась от взрывов. Воздух был затхлый и неприятный, припахивал порохом.

Офис генерал-майора Монке был так же непривлекателен как и все остальное, что попадалось им на пути вниз по лабиринту коридоров. Тесный и неуютный, с теми же бетонными стенами, слишком маленький даже для стола и стула, но в момент их прибытия вместивший уже с полдюжины офицеров. Монке был бригаденфюрером СС, который теперь командовал Добровольческим корпусом Адольфа Гитлера, состоявшим из двух тысяч человек, предположительно индивидуально отобранных, которые должны были сформировать последнее кольцо обороны вокруг Канцелярии.

Он замолчал на полуслове, когда в комнату вошел Риттер во всей своей красе. Все повернулись в его сторону, сержант положил на стол предписание Риттера. Монке быстро его просмотрел, у него заблестели глаза, он наклонился через стол, протягивая руку.

— Дорогой Риттер, рад с вами познакомиться. — Он взялся за телефон и сказал остальным: — Штурмбаннфюрер Риттер, джентльмены, герой, совершивший тот невероятный подвиг под Инсбруком, о котором я вам рассказывал.

Послышался одобрительный шум, кто-то подошел пожать Риттеру руку, другие старались прикоснуться, словно на счастье. Все это заставляло Риттера нервничать, и он был рад, когда Монке положил трубку и сказал:

— Генерал Феджелайн сказал, что фюрер желает видеть вас немедленно. — Его рука взметнулась резко вверх в полном партийном приветствии. — Ваши товарищи по СС гордятся вами, штурмбаннфюрер. Ваша победа — наша победа.

— Эрик, я схожу с ума или они? — прошептал Риттер, когда они спускались следом за сержантом дальше вглубь бункера.

— Ради Бога, майор. — Гоффер коротко пожал ему руку. — Если кто-нибудь услышит ваше замечание…

— Ладно, я буду хорошим, — сказал Риттер успокаивая его. — Вперед, Эрик. Горю от нетерпенья увидеть, что произойдет в следующем акте.

Теперь он спустились на нижние уровни, к бункеру самого фюрера. В секцию, хотя Риттер тогда этого не знал, которая служила домом личному персоналу фюрера, а также Геббельсу и его семье, Борману и доктору Людвигу Штампфеггеру, личному врачу фюрера. Генерал Феджелайн занимал комнату рядом с комнатой Бормана.

Она была такой же, как у Монке: маленькая с влажными бетонными стенами, из мебели только письменный стол, пара стульев и шкаф с документами. Стол был покрыт военными карты, и генерал занимался их внимательным изучением, когда сержант открыл дверь и отступил в сторону.

Феджелайн поднял голову, лицо его было очень серьезным, но когда он увидел Риттера, то взволнованно засмеялся и поспешно обошел вокруг стола, чтобы его приветствовать.

— Дорогой Риттер, какая честь для всех нас. Поверьте, фюрер ждет вас с нетерпением.

Такой энтузиазм казался несколько излишним, учитывая, что Риттер раньше в глаза не видел этого человека. На каком-то этапе Феджелайн командовал кавалерией СС и был награжден Рыцарским крестом, это Риттеру было известно. Так что мужик не был трусом, но рукопожатие его было вялым, на бровях и у кромки поредевших волос выступили бисеринки пола. Это был очень напуганный человек из той породы людей, которых Риттеру довелось немало повидать за последние несколько месяцев.

— Это преувеличение, генерал. Не сомневаюсь.

— Вас тоже, штурмшарфюрер. — Феджелайн не протянул руку Гофферу, но коротко кивнул. — Замечательный подвиг.

— Это уж точно, — сказал Риттер сухо. — Как-никак, именно его палец был на спусковом крючке.

— Конечно, мой дорогой Риттер, мы все признаем этот факт, но с другой стороны…

Прежде чем он успел договорить, открылась дверь, и в комнату вошел довольно приземистый человек. На нем был мундир без знаков различия. Единственная награда — Орден Крови, самая ценимая нацистская награда, специально созданная для тех, кто сидел в тюрьме за политические преступления в старой Веймарской республике. В руке у него была стопка бумаг.

— А, Мартин, — сказал Феджелайн. — Что-нибудь важное? У меня приказ фюрера проводить к нему этого джентльмена, как только он прибудет. Штурмбаннфюрер Риттер, герой, совершивший тот потрясающий подвиг в среду на дороге к Инсбруку. Рейхсляйтер Борман, но вы, конечно, узнали, майор.

Однако, это было не так, поскольку Мартин Борман для него, как и для большинства немцев, являлся только именем. Лицо, которое иногда могло быть найдено на групповых фотографиях партийных боссов, но совершенно не запоминающееся. Не то, что Геббельс или Гиммлер: раз увидишь и вовек не забыть.

Тем не менее, это именно он был самым могущественным человеком в Германии, особенно теперь, когда Гиммлер сбежал. Рейхсляйтер Мартин Борман, глава канцелярии нацистской партии и секретарь фюрера.

— Счастлив познакомиться, майор. — Его рукопожатие было крепким, даже с намеком на некоторую избыточность. Хриплый, но странно мягкий голос, широкое суровое лицо с выдающимися славянскими скулами, длинный нос. Хотя он производил впечатление крупного человека, Риттер обнаружил, что вынужден смотреть на него сверху вниз.

— Рейхсляйтер.

— А это ваш бомбардир, Гоффер. — Борман повернулся к главному сержанту. — Замечательно меткий стрелок, но я иногда думаю, что у горцев Гарца ружье появляется раньше, чем прорежутся все зубы.

Впервые кто-то отметил, что Гоффер не пустое место, признал его существование как человеческой личности, и Риттер не мог не оценить этого, хотя и неохотно.