Виктор Костевич - Подвиг Севастополя 1942. Готенланд

– Деточки!

– Лей, Ибраимов! – раздался следом крик переводчика.

Стараясь не оглядываться, мы с Грубером прошли, почти пробежали мимо немцев и румын, под злобный собачий лай (даже не знаю, откуда взялись тут собаки – быть может, прятались в грузовике?), мимо тарахтящих машин и настороженных пулеметчиков в мотоциклетных люльках. Вопли Эренталя и переводчика возле сторожки стали неразличимы. Я на мгновение перевел дух. И тут же увидел отражение огня в ветровом стекле только что подъехавшего открытого «Опеля». Следом раздался дикий протяжный вой и новые крики, гораздо громче прежних.

Спустя полчаса, уже в автомобиле, Грубер, отдышавшись и глядя в сторону, произнес:

– Надо перекусить и за работу. Мой очерк ждут завтра. А ваш?

– Обойдутся без очерка, – ответил я со злостью.

Грубер повернулся ко мне.

– Не валяйте дурака, вы же профессионал. У всех своя работа с собственной спецификой. В отличие от нас, этим парням не нужно постоянно врать. Они озабочены исключительно поисками истины. Коньяк?

Я кивнул.

Разведсамолет летал не напрасно. В нескольких километрах севернее ему удалось засечь странный дым. Стремительно переброшенная в район боевая группа нашла там земляные постройки с ранеными русскими.

Об этом я узнал позднее от командира группы, который, как и Хазе, носил звание хауптшарфюрера. Мы ужинали с ним, Эренталем и Хазе в татарской деревне, куда наш отряд спустился незадолго до заката. Поселение представляло собой настоящую крепость – ощетинившуюся пулеметами, с укреплениями из мешков с песком, с контрольными постами на въездах и наблюдательными вышками. С гарнизоном из немецкой полиции и местной самообороны. «Это место относительно безопасно, – приободрил Эренталь окончательно упавшего духом Грубера. – Крупные силы, повсюду наши люди, население к нам расположено». Впрочем, я населения не заметил. Жителей в деревне практически не осталось, лишь самые благонадежные. Прочих выселили, чтобы освободить жилье для гарнизона и обезопасить себя от неприятных неожиданностей.

– А вот как всё происходило, – повествовал хауптшарфюрер за освещенным керосиновой лампой столом. – Идем, без всякого понятия, что там у них такое, готовы ко всему, оружие с предохранителей, в любую минуту пиф-паф. Находим несколько землянок. Охраны практически нет. Только какой-то парень дрыхнет в обнимку с винтовкой. Перерезали глотку, он и пикнуть не успел. В землянках две бабы. Одна успела выскочить наружу – ее тоже убрали, чтобы не шумела. Не молодая, да и на морду так себе, ничего особенного. Совещаемся потихоньку – не швырнуть ли пару гранат на всякий случай. Но быстро сообразили, что больше тут вояк не осталось. Взяли всех. Тринадцать человек. Двигаться не может почти никто, только четверо ногами шевелят. Санитарка и еще трое.

Нетрудно было догадаться, что произошло потом, – боевая группа вернулась на базу всего с одним пленным. Эренталь откровенно зевнул. Но рассказа не оборвал. Фельдфебель продолжил (хауптшарфюрер СС было фельдфебельским званием, и Эренталь, приглашая к нашему столу представителя нижних чинов, проявлял свойственный этой организации демократизм).

– Опять совещаемся. Что делать? Допросили на месте. Ничего интересного. Ребята кивают на вторую бабу, не лучше первой. Ну разве что моложе. Перемигиваются. Я не позволил. Поставили всех, кроме одного, на обрыв, дали залп. И надо же случиться, что трое из ходячих успели спрыгнуть как раз в тот момент, когда я скомандовал «огонь». Баба и еще двое. Стали бить по ним, одного достали, двое ушли. Моя вина, не думал, что прыгнут, обрыв был высокий.

– Не берите в голову, – махнул рукой Эренталь. – И хорошо, что одного привезли. Завтра покажем Икорникову.

– А как же иначе? Надо было бы еще и бабу прихватить, да не хотелось ребят по дороге растравливать. И она-то как раз ушла. Сука.

– Бывает, – сказал Эренталь. – Должно же хоть кому-то везти в этой жизни? Вы как думаете, господа корреспонденты?

– Должно, – ответил Грубер, не поднимая глаз от стопки из латуни.

Дальнейший разговор естественным образом вертелся вокруг бандитов и наших местных союзников. Про Гейдриха никто не вспоминал. Эренталь оказался знатоком крымско-татарского вопроса и познакомил нас с любопытнейшим, по его словам, документом – посланием членов какого-то мусульманского комитета в Симферополе самому Адольфу Гитлеру по случаю дня его рождения 20 апреля. Мне документ замечательным не показался, но под диктовку Эренталя я его переписал, чтобы использовать в очерке о верных мусульманах.

Члены писали, апеллируя, как подобает, к истории и не забывая упомянуть о братстве, единстве, освобождении, большевиках и евреях.

«К вам, великий вождь германского народа, обращает сегодня свои взоры с преддверия мусульманского Востока освобожденный крымско-татарский народ и шлет свой сердечный привет ко дню вашего рождения.

Мы помним нашу историю, мы помним и то, что наши народы в продолжение трех десятков лет протягивали руки помощи друг другу. Большевистско-еврейская свора помешала в 1918 году осуществить единство наших народов, но вы своей прозорливостью и гениальным умом сегодня в корне повернули колесо истории, и, к нашей великой радости, мы сегодня видим на полях Крыма наших освободителей, льющих свою драгоценную кровь за благо и счастье мусульман Крыма и Востока.

Мы, мусульмане, с приходом доблестных сынов Великой Германии с первых же дней, с вашего благословения и в память нашей долголетней дружбы, стали плечом к плечу с германским народом, взяли в руки оружие и клялись, готовые до последней капли крови сражаться за выдвинутые вами общечеловеческие идеи – уничтожение красной еврейско-большевистской чумы без остатка и до конца.

Наши предки пришли с Востока, и до сих пор мы ждали освобождения оттуда, сегодня же мы являемся свидетелями того, что освобождение идет к нам с Запада. Может быть, первый и единственный раз в истории случилось так, что солнце свободы взошло на Западе. Это солнце – вы, наш великий друг и вождь, со своим могучим германским народом, и вы, опираясь на незыблемость великого германского государства, на единство и мощь германского народа, несете нам, угнетенным мусульманам, свободу. Мы дали клятву верности вам умереть за вас с честью и оружием в руках и только в борьбе с общим врагом.

Мы уверены, что добьемся вместе с вами полного освобождения наших народов из-под ига большевизма».

Среди набора традиционной галиматьи о величии народов и вождей на меня произвели впечатление только «общечеловеческие идеи». Невольно представились новогвинейские папуасы, требующие торжественного съедения главарей жидо-большевизма на ближайшем людоедском митинге. Впрочем, повернутое в корне колесо тоже звучало цветисто. Доля оригинальности – и даже вызова банальному европоцентризму – содержалась в утверждении о первом и единственном разе в истории, когда солнце свободы взошло не на Востоке. По-своему изящным был сам риторический переход: наши предки с Востока – солнце взошло на Западе – и это солнце вы, наш великий друг и вождь. Похоже, усвоенная членами школа словоблудия имела восточные корни. Или это тоже общечеловеческое? В особенности если вспомнить, что писали кретины вроде Тарди и Тедески. Неужели эта скотина сегодня вновь пихается с Еленой? В то время как рогатый муженек шныряет по смертельно опасным горам и слушает рассказы пьяных фельдфебелей про убийства раненых и женщин.