Борис Орлов - Судьба — солдатская

Танец кончился. К столику подошел майор.

— Здесь сижу я, — сказал он грубо.

Фасбиндер поднялся. Снова сел, потом опять встал. Направился, качаясь, вдоль столиков. В углу за колонной его остановил штурмбанфюрер (тот самый, у которого был Зоммер, придя в комендатуру). Оглядев барона с ног до головы, штурмбанфюрер ужаснулся.

— Мой милый, — пропел он с укором. — На кого вы похожи, Генрих? Я не узнаю вас. У вас что-нибудь произошло неприятное?.. Садитесь, — и пододвинул к нему свободный стул — стол был на двоих.

Фасбиндер обалдело таращил глаза на бутылку с лимонадом. Плюхнувшись на пододвинутый стул, он обхватил руками стол, уцепился за его края и стал рассказывать о «славянском очаровании». Штурмбанфюрер, морщась, слушал его, а потом поднялся и сказал:

— Вы пьяны, барон Генрих фон Фасбиндер. Меня это удивляет. Идемте отсюда, — и, бесцеремонно взяв его под руку, неторопливо направился к двери, ведущей в комнаты, предназначенные для отдыха офицеров.

Распорядительница указала свободный номер.

Посадив Фасбиндера на диван, штурмбанфюрер приказал распорядительнице привести служанку и раздеть обер-штурмфюрера. Не уходя, наблюдал, как прибежавшая русская девушка выполняет распоряжение. Фасбиндер, повинуясь, опять заговорил о каком-то славянском очаровании.

Штурмбанфюрер с сожалением глядел холодными глазами на члена семьи, другом дома которой он был, и старался понять, что же произошло с Фасбиндером-младшим. Сообразив наконец, что Генрих спутался с какой-то русской девкой, он достал из нагрудного кармана записную книжку в кожаном переплете, вынул из нее визитную карточку со своим берлинским адресом и написал на ней:

«Господин обер-штурмфюрер СС барон Генрих фон Фасбиндер, прошу завтра утром пожаловать ко мне в комендатуру для личного объяснения. Любящий вашу семью штурмбанфюрер», — и расписался.

Он положил записку на тумбочку. На кровати уже засыпал Фасбиндер. Приказал распорядительнице, как только герр офицер проснется, вручить ему записку. Распорядительница была из немок. Она услужливо кивала в ответ. Предупредив ее, что за этого человека она отвечает головой, он поглядел на стоявшую в дверях комнаты служанку из псковитянок и потребовал, чтобы возле Фасбиндера дежурила она сама и чтобы к нему никого не пускала, пока он не проснется.

Фасбиндер проснулся часов в шесть утра. Не мог понять, где находится. В окно, завешенное темными шторами, било, стараясь прорваться внутрь комнаты, солнце. Отбросив шторы в сторону, Фасбиндер поморщился. Начал одеваться. Посмотрел на сифон с содовой, нацедил полный стакан и выпил. Увидав записку на тумбочке, прочитал. Неприятно покоробило Фасбиндера от мысли, что натворил он, видно, предостаточно.

В кабинет к штурмбанфюреру барон вошел, виновато опустив голову.

Штурмбанфюрер вежливо поднялся навстречу. Фасбиндер остановился посреди кабинета. Штурмбанфюрер положил ему на плечо руку и сказал даже ласково:

— Ну, не печалься, мой милый. С каждым бывает. Проходи, — и указал на кресло возле столика в противоположном углу от стола.

Они сели. На подносе стояли маленькие коньячные рюмки. Открыв тумбочку, штурмбанфюрер извлек оттуда бутылку французского коньяка и хрустальную посудину с разрезанным на дольки лимоном, посыпанным сверху сахарной пудрой.

— У тебя болит голова, — сказал штурмбанфюрер, откупоривая бутылку.

— Эта проклятая русская водка… — только и выговорил барон.

Они выпили. Фасбиндер заедал коньяк лимоном и ждал, что скажет ему штурмбанфюрер. Тот не торопился. О чем-то думал и тоже ждал, что барон заговорит сам. Но Фасбиндер не мог заговорить сам, потому что плохо помнил, что с ним было. Чувствовал, что надо начинать, и не мог. И тогда он сознался, потупив глаза, в этом. Штурмбанфюрер криво усмехнулся и тихо проговорил:

— Ты бредил каким-то славянским очарованием… Кто эта девка, которая вскружила тебе голову? — На «вы» он величал его редко, обычно в присутствии посторонних, так как сам хотя был и не дворянином, но имел капитал, считался видной фигурой в СС, а потому и в доме Фасбиндеров почитался как родной. Своей семьи у штурмбанфюрера не было — решил, вступив в 1923 году в национал-социалистическую германскую рабочую партию, как д е м а г о г и ч е с к и именовали германские фашисты свою организацию, что семья для него, борца за идеи Гитлера, явится только обузой. У Фасбиндеров он находил отдохновение от служебных дел и забот.

Фасбиндер без утайки рассказал обо всем, что случилось с ним до прихода в казино.

— Что же, получается неплохо, — резюмировал штурмбанфюрер. — А кто эта Валентина? Как ее фамилия? Где она живет?.. Понимаешь, разобравшись во всем этом, мы можем ответить на вопрос, с какой целью остался в городе Зоммер, и предрешить его дальнейшую участь. Прямых улик против него нет. Поэтому мы вынуждены к нему отнестись как ко всякому лояльно настроенному немцу-колонисту. Но… его могли оставить и большевики.

Фамилии Вали Фасбиндер не знал. Вынув из кармана записную книжку, нашел адрес.

Штурмбанфюрер прошел к столу и позвонил в гестапо. Оттуда сообщили о Вале, что она значится в списках опасных элементов и ее ловят. Штурмбанфюрер положил трубку. Сказал, торжествуя:

— Сейчас к твоей знакомой поедут с визитом. Подождем. Обещали позвонить. — И через паузу: — Эта девка… Морозова. Работала в горкоме. Отец ее старый большевик. Их ищут.

Фасбиндер налил рюмку и выпил, не закусывая.

— Черт возьми! — сказал он нервно.

— Ты, мой друг, везучий, — засмеялся штурмбанфюрер и, подойдя к столику, наполнил рюмки: — Давай выпьем за удачу.

Не чокаясь, они опрокинули рюмки в рот. Штурмбанфюрер снова заговорил:

— Теперь для меня все ясно. Тебе Морозова указала на Зоммера, очевидно, потому, что она смотрит на него как на изменника, и поэтому хотела уничтожить его нашими же руками. Но она не знала, что он уже был у нас… Просчиталась… Зоммер, теперь ясно по всему, ждал прихода нашей армии… Все говорит, что Зоммеру можно верить. А если он надежен, то такие люди не должны сидеть сложа руки, их надо использовать в интересах Германии максимально. Они лучше нас знают повадки здешнего населения.

Штурмбанфюрер замолчал. Снова наполнив рюмки, прошелся по кабинету. Глянул на часы. Остановился перед Фасбиндером.

— Хочется, мой милый, напомнить тебе вот о чем, — штурмбанфюрер помялся, подбирая слова. — Мне не безразлична твоя судьба. Поэтому я пекусь о тебе как могу. Вчерашний вечер… хорошо, что все так кончилось. Надо всегда помнить, что мы являемся отражением души фюрера, которая впитала в себя лучшие черты арийской расы. Поэтому здесь, в этой стране, куда мы пришли огнем и железом расчистить пространства для третьей империи, просуществовать которая, рассчитываем мы, должна минимально тысячу лет, — здесь мы должны вести себя осмотрительно, не терять своего достоинства, всегда помнить, что имеем дело с низшей расой, предназначенной волею судеб в конце концов на уничтожение. Отсюда, гоняться за русскими девками, я считаю, мягко выражаясь, унижением для себя. Мы, если нам это нужно, должны просто силой брать то, что поддерживает наш дух, укрепляет наши силы. Расе с голубой кровью провидением начертано стать владычицей этой земли. Оказаться на высоте понимания задач здесь, в России, может только тот из нас, кто раз и навсегда уяснит, что жизнь населяющих эти территории людей ничего не стоит и нужны они постольку, поскольку приносят нам какую-то пользу… Что так смотришь? Ничего, мой милый, природа жестока, следовательно мы тоже имеем право на жестокость… Мы победим при условии, если пойдем по аналогии от зверя. Запомни, большевизм, а точнее, марксизм — это есть величайшее заблуждение ума. Скоро, как только мы ниспровергнем Россию, ни у кого в мире не останется сомнения, что только национал-социализм — учение вечное и жизненное, потому что оно не питает иллюзий относительно всеобщего благоденствия, а прямо и открыто объявляет, что на планете место должно быть оставлено лишь для самой совершенной нации, то есть для арийцев, а внутри нее — для имущих групп общества. Все другие нации должны быть стерты с лица земли — и в этом высшее проявление разума, основанного на признании того, что борьба за существование идет и среди человечества. Не могу судить, гуманно ли это, но это — реалистично…