Илья Симанчук - НИГ разгадывает тайны. Хроника ежедневного риска

Но разве была бы возможной эта акция, если бы не очередное мощное наступление Красной Армии? Оно сковало основные силы врага на востоке и не позволило гитлеровскому командованию маневрировать резервами и техникой для отражения войск союзников и уничтожения десанта в Нормандии.

Полной неожиданностью для фашистов стала грандиозная наступательная операция советских войск в Белоруссии летом сорок четвертого года, получившая кодовое название «Багратион». Она совершалась силами сразу четырех фронтов при численном превосходстве в танках, авиации и, в особенности, в артиллерии.

Новые артиллерийские системы, новые, усиленного действия боеприпасы позволили сокрушать вражеские укрепления глубоко эшелонированной обороны, хваленые немецкие танки и самоходки, огневыми движущимися валами помогать атакующей пехоте врываться на позиции противника, гнать, окружать и уничтожать его. Но случалось действовать и иными средствами…

После успешного завершения операции «Багратион» началось освобождение от фашистского ига восточной части Польши. И вот уже на польской земле один из советских полков буквально «на плечах» отступающего противника ворвался на его позиции и закрепился там. Когда к новому рубежу полка прибыл командир дивизии, он еще издали услышал орудийную стрельбу.

— Полк продвинулся вперед и сейчас ведет огонь по отходящим гитлеровцам, — доложил подбежавший к машине комдива полковник в лихо сбитой на затылок фуражке, сияя и как бы приглашая генерала порадоваться вместе с ним.

— Отлично, отлично, — удовлетворенно отозвался комдив и с любопытством спросил: — Позвольте, а из чего это вы ведете огонь?

— Из немецких бьем, товарищ генерал, из стапятимиллиметровых. Целые две батареи захватили! И снарядов эти вояки побросали много… Ну мы, не теряя времени, установили прицелы на предельную дальность и лупим так, что любо-дорого смотреть!

— Как вам удалось быстро освоить их орудия?

— Так у нас с собой почти полный комплект арткомовских памяток по использованию и применению немецких артиллерийских и стрелковых систем! Я их в полевой сумке повсюду вожу. Видите, как сгодились? Орудия-то, товарищ генерал, желтой краской покрашены. Не иначе — из Африки их сюда перебросили, чтобы нас остановить. Но… Получилось, что их сюда доставили, чтобы мы смогли немцам еще и вдогонку врезать…

Как бы порадовался вместе с находчивым командиром полка Клюев, если бы присутствовал при этом разговоре. Ведь все памятки и наставления подобного рода готовились при участии НИГ! Стало быть, с их помощью группа — пусть хоть и косвенно — тоже стреляла по врагу.

Алексеи Игнатьевич в то время отчего-то нередко припоминал свои детские годы. И так отчетливо виделся ему старый склад боеприпасов близ пивоваренного завода в Одессе, выстрелы и снаряды, которые с безрассудной смелостью ворошили тогда мальчишки, добывая порох для бесчисленных и очень опасных проделок… Честное слово, порой ему казалось, что даже те боеприпасы были качественнее, чем нынешние, трофейные, в которых столько суррогатов и эрзацев, столько брака и недоделок!

Этот регресс в вооружении фашистских войск наводил на мысль о неумолимой неизбежности гитлеровского краха. В самом деле, безудержная гонка вооружений, неистовое напряжение промышленности, лихорадочная трата сырья, энергии, всех ресурсов, в том числе и людских… Разве может эта истерия длиться десятилетиями? Разве не несет она в себе самой зародыш катастрофы?

Думалось Клюеву об этом и тогда, когда в подвале разряжали они еще одно «поступление» в их экспозицию — здоровенный гаубичный снаряд. Ничего нового в нем не оказалось, был он «ясен, как огурец», по выражению Мещерякова. Вот только несколько затруднили работу габариты снаряда и немалое количество взрывчатки в нем: более двадцати килограммов.

Но ничего, управились и с этим великаном… А когда устроили передышку, Клюев неожиданно вытащил из кармана небольшой листок.

— Хочу познакомить вас с одной интересной мыслью знаменитого изобретателя Эдисона. И что примечательно: высказал он ее более десяти лет назад, еще в тридцать первом году. Послушайте.

«Наступит день, когда наука породит машину или силу, столь страшную, столь беспредельно ужасающую, — что даже человек — воинственное существо, обрушивающее мучения и смерть на других с риском принять мучения и смерть самому, содрогнется от страха и навсегда откажется от войны».

— Какая блестящая, какая логичная гипотеза! — изумился Попов. — Вот что значит — гениальный изобретатель: он не просто корпит над какой-нибудь мелочью, он мыслит широко и старается предвидеть возможные негативные стороны технического прогресса.

— Да, очень, очень интересно, — подхватил Борошнев. — Вот только к чему это вы нам прочитали?

— А к тому, что хотел призвать вас не расхолаживаться, не терять бдительность, — сказал Клюев и мысленно похвалил себя за удачный, почти педагогический ход. — Пусть мы теперь то и дело ловим врага на примитиве и халтуре, но надо быть готовыми к любой каверзе, Есть все основания предполагать, что у фашистов в запасе могут оказаться самые фантастические средства борьбы, которые способны принести гибель миллионам. Их человеконенавистническая теория все оправдает!

— Вы имеете ввиду вопли Геббельса о каком-то «чудо-оружии», «оружии возмездия»? — посерьезнел Салазко.

— И это в том число. Вопли — пена, психологическое накачивание разуверившихся в победе фашистских войск. Но за ними что-нибудь да скрывается… Многие именно так считают.

— Пожалуй, вполне вероятно, — сказал Мещеряков и вдруг улыбнулся: — А по поводу того, что немцы еще способны на некоторые усилия и конструктивные идеи, я знаете что вспомнил? Как доставили к нам в подвал два длинных ящика. Вот, мол, образцы нового немецкого противотанкового оружия, «индивидуального», как было написано в инструкции, вложенной в ящик. Помните, Алексей Игнатьевич?

…Еще бы Клюеву не помнить!

Это случилось более года назад. В подвал внесли два ящика, доставленных прямо с фронта. Клюев решил сам разобраться с новинкой и по установленному в НИГ правилу отослал всех сотрудников наверх.

На крышках ящиков угловатым готическим черным шрифтом было выведено: «Панцер-фауст».

«Бронированный кулак», что ли? Или — «бронебойный кулак»? — прикидывал Клюев. — Вероятно, то самое оружие против наших танков, о котором столько шуму подняли геббельсовские писаки… Ну что ж, поглядим, что это за диковина».

Он открыл обе крышки, В одном ящике лежали длинные трубки, а в другом — ромбовидные, но округлые, головные части нового оружия. «На что похоже? — продолжал размышлять Клюев. — Пожалуй, отдаленно напоминает подкалиберную мину кумулятивного действия к тридцатисемимиллиметровым противотанковым пушкам…»