Илья Симанчук - НИГ разгадывает тайны. Хроника ежедневного риска

«Ай да Русь, несокрушимая, несгибаемая!»

На какой-то небольшой станции, где их поезд простоял с полчаса, он увидел толпу, состоявшую в основном из женщин. Было, правда, среди них несколько парней, слышалась гармошка… Разглядел Мещеряков и игравшего на ней — совсем юного парнишку, лет тринадцати. Играл он очень старательно, чуть склонив голову к мехам, как видно подражая прежнему хозяину инструмента, уже давно, наверно, воевавшему. Теперь вот провожали в армию новое пополнение…

Но уже не было стонов и плачей, как в первые месяцы войны, а наоборот, гармошка весело частила, и в лад с ной женские голоса выводили задорные, военного времени, припевки.

— звонко выкрикнула молодка в темном полушалке.

Тут же девушка в цветастом платочке завела, лукаво повернувшись к юному гармонисту:

Следом в глубине толпы слились сразу два голоса:

«Какие молодцы, — восхитился Мещеряков. — И частушки хороши, и народ неунывающий! Ну, кто вас может победить? Да никто и никогда!»

В Москве Мещерякова встретили очень сердечно.

— Толково провели обследование, Николай Иванович, — похвалил Клюев. — Генерал вами очень доволен…

— Так, загорел, отдохнул на морском берегу — теперь давай подключайся к работе… — поддел его Борошнев. И Мещеряков в ответ лишь улыбнулся: «Все же попрекнули загаром, черти… Знали бы, какой ценой он достался!»

А работы членам НИГ все прибавлялось, Только была она теперь на особинку, и, можно прямо сказать, радостная. Казалось бы, ну какая может быть радость в их деле? Но ведь наступила. Поводы для нее начали появляться и год, и даже два года назад. А когда они участились, Клюев подобрал для них очень точное название — «вестники фашистского краха».

…Майор Каплин снова и снова анализировал немецкие бронебойные снаряды. Ему не давало покоя подмеченное накануне симптоматичное изменение в их конструкции.

Вот разрезан корпус очередного снаряда, Николай Семенович вооружился сильным увеличительным стеклом и стал тщательно рассматривать поверхность разреза, или, как принято называть у металлургов, — шлифа.

— Так-так, — удовлетворенно бубнил Каплин. — С макроструктурой ясно… А ну-ка, поглядим теперь микроструктуру!

Затем шлиф подвергли травлению специальными реактивами, они помогли еще рельефнее выявить его структуру. Но Каплин не успокоился. Он провел несколько других анализов, а потом тщательнее обычного вымыл руки, одернул свой китель, подтянулся и, сопровождаемый удивленными взглядами своих, всегда спокойных и невозмутимых лаборанток, быстрым шагом направился в кабинет Клюева.

— Разрешите, товарищ подполковник?

— Заходите, заходите, Николай Семенович. Что там у вас?

— Новость, Алексей Игнатьевич, да еще какая! Представляете, в немецких бронебойных снарядах, ну, в подкалиберных, нет больше карбид-вольфрамового сердечника. Сомнений быть не может — я лично много раз проверял.

— Ну да?! А-а-а… Кончились, значит, у немцев запасы вольфрама… Брать его, видно, им теперь негде… Помните, Николай Семенович, как нашу выставку посещал Вознесенский? Он тогда еще этими сердечниками заинтересовался! Помните, он тогда сказал: надо, мол, принять меры, чтобы перестал к ним вольфрам поступать? Что уж там было предпринято, нам и представить трудно. Но главное — приняты меры, и вот они подействовали… Прекрасно, Николай Семенович! — И Клюев энергично потер ладонью об ладонь. — Чем-то еще порадуете?

— Ну, про танковую броню я вам уже докладывал. И новые анализы подтверждают. Наша броня — вязкая, упругая, прочная, а немецкая — хрупкая. Недаром наши снаряды ее легко пробивают, немецкие же от нашей, особенно при ударе под углом к поверхности, рикошетят.

— Это точно. И с молибденом, стало быть, у них проруха…

— Конечно! Они даже на орудия свои стали щитовые прикрытия ставить не одинарные, а из двух-трех полос, чтобы от снарядов наших защищаться. И на танки навешивают стальные щиты для того же самого. А сталь-то идет паршивая!

— Конечно. И если применять снаряды с двумя взрывателями, из которых один сработает на преграде, а другой уже у цели, то все эти стальные щиты помогут фрицам, как мертвому — припарки… Все это очень интересно и важно. Продолжайте поиск, Николай Семенович!

«Вот она, фашистская Германия, — размышлял потом Каплин. — Всю Европу ограбила, все сырье стратегическое захватила, всю передовую военно-промышленную технологию присвоила и в дело пустила. Казалось, нет и не может быть ей равных, невозможно ее превзойти. И что же реально получилось? Судя по немецким трофейным образцам, проруха фронтовая, как выразился Алексей Игнатьевич Клюев, сопровождалась у Германии прорухой промышленной».

В подвал поступил новый вражеский кумулятивный снаряд. Ну тут, естественно, все карты в руки Мещерякову, тому, кто первым в свое время разрядил кумулятивное новшество. Опыт опытом, а все же выслал Мещеряков своих коллег из подвала: ведь нет ничего опасней этого вида снарядов!

Бережно, будто лаская, потихоньку отвинтил взрыватель. Оказался он несколько необычным. Решил: «В нем Салазко разберется». Открутил головную часть. Затем аккуратно положил снаряд на бок и специальной медной лопаточкой стал понемножку выковыривать взрывчатку. Снаряд он при этом равномерно наклонял, чтобы, не дай бог, не засыпать взрывчаткой канал. Так, постепенно, докопался до донного капсюля-детонатора, извлек и его. Только теперь снаряд стал, по сути, безопасным объектом изучения и исследования.

Каплин особенно внимательно отнесся к кумулятивной выемке. Долго он с ней возился — взвешивал, резал, шлифовал, обследовал под микроскопом.

— Что же у вас получилось, Николай Семенович? — поинтересовался Клюев.

— Много мне эта выемка рассказала и подтвердила прежние анализы, — удовлетворенно засмеялся Каплин, — Раньше эта штука у немцев была железная. А теперь на нее идут скверные сплавы. Значит, не хватает у них железа… Далее. Раньше представляла она собой явный конус. Сейчас форма изменена: отчасти опятъ-таки чтобы сэкономить металл. Еще одна подробность. Прежде такие выемки штамповали, а ныне, извольте видеть, отливают. Почему? Да ведь после штамповки их же надо на станках обтачивать, доводить. При этом неизбежно часть металла идет в отбросы. А при литье — нет! И, наконец, отливки у них встречаются все чаще и чаще. Это свидетельствует о том, что станочный парк в Германии сокращается, изнашивается почти до предела. Ну, Алексей Игнатьевич, как вам картина, которую я постарался нарисовать?