Джек Хиггинс - Орел приземлился

— Я буду, молодой человек, расскажите мне, в чем дело.

Гарри Кейн медленно обернулся и оказался лицом к лицу с великим человеком.

Штайнер подергал ручку двери коттеджа в Хобс Энде. Дверь оказалась запертой. Он подошел к сараю, но и там ирландца не было.

— Господин полковник, он едет, — крикнул Бригель.

Девлин ехал на мотоцикле по узким тропинкам вдоль дамб. Он свернул во двор, поставил мотоцикл на место и поднял очки:

— Немного неосторожно, полковник.

Штайнер взял его под руку и подвел к стене, где коротко рассказал о положении дел.

— Ну, что вы скажете?

— Вы уверены, что ваша мама не была ирландкой?

— Ее мама была.

Девлин кивнул:

— Я должен был догадаться. И между тем, кто знает? Мы можем выпутаться. — Он улыбнулся: — Я знаю одно. К девяти сегодня я рву когти.

Штайнер вскочил в «джип».

— Будем поддерживать связь.

Из леса на холме по другую сторону дороги Молли, стоя рядом с лошадью, наблюдала, как Девлин достал ключ и отпер дверь. Даже сейчас, намереваясь встретиться с ним, она не потеряла отчаянной надежды, что, может быть, — ошибается. Но, увидев Штайнера и его двух солдат в «джипе», получила последнее для себя доказательство правды.

За полмили до деревни Шафто остановил колонну.

— У нас мало времени, — сказал он. — Мы должны ударить по ним, и ударить как следует, но это должно быть неожиданностью. Капитан Мэллори, возьмите три «джипа» и пятнадцать человек, — приказал он, — и через поле по колеям, указанным на карте, поезжайте к деревне с ее восточной стороны. Затем повернете к дороге на Стадли Грэндж к северу от мельницы. Сержант Хастлер, как только доедете до края деревни, пойдете вместе с дюжиной солдат через Хокс Вуд к церкви. Остальные останутся со мной. Мы заблокируем дорогу к коттеджу этой Грей.

— Значит, мы полностью возьмем их в мешок, полковник, — сказал Мэллори.

— Какой, к черту, мешок! Когда все займут исходные позиции, по моему сигналу мы ворвемся в церковь и быстренько с ними покончим.

Наступила тишина. Наконец сержант Хастлер спросил:

— Прошу прощения, полковник, но разве не потребуется рекогносцировка? — Он попытался улыбнуться. — Я хочу сказать, насколько мы знаем, эти гансы-парашютисты — не подарок.

— Хастлер, — холодно сказал Шафто, — вы снова оспариваете мой приказ, и я так быстро разжалую вас в рядовые, что не успеете вспомнить, как вас зовут. — Он одного за другим оглядывал унтер-офицеров, и правая щека его начала подергиваться. — Что, у всех тут кишка тонка?

— Да нет, сэр, — ответил Мэллори. — Мы идем за вами, полковник.

— Вот так-то лучше, — сказал Шафто, — иначе я пойду туда один с белым флагом.

— Вы хотите сказать, что намереваетесь предложить им сдаться, сэр?

— Сдаться? Как бы не так, капитан. Я буду вести переговоры, а вы тем временем займете позицию — вам отпускается ровно десять минут с того момента, когда я войду в деревню. Итак, вперед!

Девлин проголодался. Он разогрел суп, сжарил яичницу и положил ее между двумя толстыми ломтями хлеба, испеченного Молли. Он ел, сидя на стуле у очага, когда порыв холодного воздуха тронул его левую щеку — это открылась дверь. Он обернулся. В дверях стояла она.

— А, это ты? — весело спросил Девлин. — Я перекусываю, прежде чем идти за тобой. — Он поднял сандвич. — Ты знаешь, что эта вещь была изобретена графом, не меньше?

— Ты, подонок, — отрезала Молли. — Ты — грязная свинья. Ты обманул меня.

Она бросилась на него, стараясь ногтями вцепиться в лицо. Он схватил ее за руки и пытался утихомирить:

— Что случилось?

Но он, конечно, знал причину.

— Я все знаю, — сказала Молли. — Его зовут не Картер, а Штайнер, и он, и его люди — проклятые немцы, которые здесь для того, чтобы захватить мистера Черчилля. А тебя как зовут? Уж не Девлин, конечно, я уверена.

Он оттолкнул ее, взял бутылку ирландского виски и стакан.

— Да, Молли, не Девлин. — Он покачал головой. — Я не хотел тебя втягивать в это дело, любовь моя. Так случилось.

— Проклятый предатель!

Он заговорил в отчаянии:

— Молли, я ирландец, а это значит, что я так же не похож на тебя, как немец на француза. Я иностранец. Мы совсем не одно и то же, хотя оба говорим по-английски, но с разным акцентом. Когда это уразумеют люди?

Теперь в глазах Молли появилась неуверенность, но она упорствовала:

— Предатель!

Лицо Девлина посуровело, глаза сделались синие-синие, подбородок поднялся.

— Не предатель я, Молли. Я солдат Ирландской республиканской армии и служу делу, которое мне так же дорого, как тебе — твое.

Ей необходимо было сделать ему больно, ранить его, но оружия у нее было.

— Ну, это не поможет ни тебе, ни твоему другу Штайнеру. Ему — конец или скоро будет. А ты пойдешь следом.

— О чем ты говоришь?

— Памела Верекер была со мной в церкви, когда он со своими людьми привел туда ее брата и Джорджа Уайльда. Мы услышали достаточно, чтобы она бросилась в Мелтам за американскими рейнджерами.

Он схватил ее за руки.

— Когда это было?

— Иди к черту!

— Скажи мне, будь ты проклята! — Он грубо потряс ее.

— Думаю, они уже в деревне. Если бы ветер дул оттуда, ты услышал бы перестрелку, так что ничего, кроме как бежать, тебе не остается, пока у тебя есть шанс.

Он отпустил ее и с презрением сказал:

— Конечно, и это было бы разумно, но я так никогда не поступал.

Он надел кепку, очки и плащ. Подошел к камину и нащупал что-то под пачкой старых газет за корзиной для дров. Там были две ручные гранаты, которые дал ему Риттер Нойманн. Девлин снял с них предохранитель и аккуратно положил за пазуху. Маузер — в правый карман, на шею повесил «стен», удлинив ремень настолько, чтобы он оказался на уровне талии — в случае необходимости стрелять одной рукой.

Молли спросила:

— Что ты собираешься делать?

— В долину смерти, Молли, любовь моя, въехали шесть сотен… и прочая такая же старая английская ерунда. — Он налил себе стакан виски и увидел на ее лице удивление. — А ты думала, что я побегу на холмы и оставлю Штайнера в беде? — Он покачал головой. — Господи, девочка, а я думал, ты меня немножко знаешь.

— Ты не можешь туда идти. — В голосе ее зазвучала паника. — Лайам, тебе ничего не удастся сделать. — Она схватила его за руку.

— Но я должен, милая. — Он поцеловал ее в губы и решительно оттолкнул. Повернулся к двери. — Кстати, я написал тебе письмо. Правда, небольшое, но если тебе интересно, оно на полочке над камином.

Дверь хлопнула, а она стояла, окаменев. Где-то в другом мире взревел мотор и затих. Уехал.

Молли нашла письмо и лихорадочно развернула его. В нем было написано:

«Молли, единственная любовь моя. Как сказал когда-то один великий человек, я пережил смену моря, и ничто и никогда теперь не будет таким, как было. Я приехал в Норфолк, чтобы сделать дело, а не влюбиться первый и последний раз в жизни в уродливую крестьянскую девочку, которая так неосторожно поступила! Теперь ты будешь знать обо мне худшее, но не думай обо мне плохо. Расстаться с тобой — наказание для меня. Пусть оно на этом и кончится. Как говорят в Ирландии, мы знали свои два дня. Лайам».