Александр Былинов - Запасный полк

— «К счастью»... Думай, что говоришь, — вставил Щербак, внимательно слушавший Соболькова.

— Прошу извинить, действительно получилось не совсем складно. В общем, избавился я от него да, кстати, и от всей кафедры избавился.

— Да-а, — протянул задумчиво Щербак. — Занятная история. А может, этот аспирант воюет сейчас отменно?

— Очень может быть, — согласился Собольков. — Одно дело — воевать, а другое — обучать студентов.

— Добро. Пока что будем воевать, а обучать студентов — потом. Ясно? — Щербак поднялся. В нем вскипала подспудная неприязнь к Соболькову.

Впрочем, эта неприязнь уже не имела под собой почвы. Щербак распознал тогда в Соболькове человека прямого, честного до конца.

Генерал-лейтенант Рогов снова покашливал в телефонную трубку. Он нередко позванивал, и голос его, низкий, приказной, излучал теплоту, — в этом Беляев не ошибался. Значит... значит, в епархии молодого командира бригады не все худо.

— Это вы, дистрофик? — почти насмешливо спросил Рогов. — Полковник-дистрофик...

— Почему дистрофик, товарищ генерал? — Беляев совершенно искренне обиделся.

— Вам будто бы каши не хватает. Жаловались?

— Так точно, жаловался. Однако не полагал, что моя жалоба станет поводом для насмешек.

В трубке кашлянули.

— Ишь ты, обиделся...

— Никак нет, не обиделся, товарищ генерал. По-прежнему отстаиваю разнообразие и калорийность комсоставской кухни.

— Отстоял, между прочим.

— Непонятно, товарищ генерал.

— Отстоял, говорю. Писали куда-нибудь в высшие инстанции через голову штаба округа, через мою голову?

Беляев помолчал у трубки, а затем несмело сказал:

— Писал, товарищ генерал-лейтенант.

— Куда писал?

Беляев снова помолчал мгновение, словно вспоминая, куда же это он писал письмо через голову командующего.

— В Государственный Комитет Обороны.

— Я так и полагал. Не знаю, кому обязаны, вашим или нашим заботам, только есть перемены. Тебе первому звоню. Можешь заказать тете Моте праздничный обед и расслабить поясок на пузе. Отныне комсостав снабжать по второй норме. Вопросы есть?

— Есть, товарищ генерал. Множество вопросов! — Беляев от радости не знал, что говорить в трубку.

Да и голос самого командующего выдавал плохо скрываемую радость. Да, Беляев написал письмо в Ставку «через голову» высшего начальства после того, как столько передумал, сидя в столовых военторга. Оба они не забыли знаменательного телефонного переговора, когда Беляев доложил командующему о своих раздумьях. В трубке тогда замерло. Беляев не торопил генерала: пусть подумает человек, вопрос-то щекотливый. Наконец трубка ожила. «Мне нечего вам ответить, полковник». — «Почему же?» — «Не задавайте лишних вопросов. Посмотрите на карту и... затяните потуже поясок».

Конечно же, не беляевская здесь заслуга. Разве мало мудрых военачальников в Красной Армии, связанных ежедневно и ежечасно с частями и подразделениями, изучающих жизнь, нужды и запросы каждого бойца от подъема до отбоя?

— Полагаю, товарищ генерал-лейтенант, что заслуга не моя! Спасибо, спасибо! Верил, что положение будет исправлено. Вопрос нынче о танках. Надеюсь, наша докладная получена. Чем поможете?

— Ничем. Теперь-то уж наверняка ничем. Нет у нас танков. Можете жаловаться. Разрешаю через мою седую голову жаловаться кому угодно, вплоть до маршала бронетанковых войск. Пусть он вам хоть танковый корпус подарит для обучения маршевых рот. У меня лично танков нет.

— Жаловаться не буду, товарищ генерал-лейтенант.

— Кто знает? — он помолчал. — У меня все.

— Благодарю еще раз.

— Приятного аппетита. Впрочем, минуточку...

Нет, генерал Рогов поистине чудо человек!

Беляев рассказывал Дейнеке о беседе с командующим, и перед обоими вырисовывался один из тех простых и мудрых военачальников, которые и являли собой кряж нашей армии, олицетворяли ее могущество и непобедимость. Суровый и немногословный, крутой с подчиненными, строгий с нерадивыми, он расцветал, когда видел смелость, неуступчивость, инициативу, порой даже безрассудность и риск в единоборстве с бескрылостью, сухой расчетливостью и педантизмом. В последнюю минуту командующий пообещал танки!

В соседний район прибыл на формирование танковый корпус. Командующий предложил скоординировать усилия стрелковой бригады с полевыми занятиями танкистов танкового корпуса. «Танкисты, надо думать, не откажутся помочь пехоте. Попробуйте взаимодействовать. Тем более что командующий корпусом генерал Старостин мой давний приятель еще по Халхин-Голу».

Беляев сиял. Он крепко пожал руку Дейнеке. Все спорилось, все шло на лад. С танкистами нетрудно будет договориться, но нельзя забывать, что это временный выход из положения. Скоро корпус уйдет на фронт, а новое пополнение бригады по-прежнему останется без танков, с неподвижными макетами, сделанными из земли. Нужны собственные танки, хотя бы один танк настоящий, многотонный, способный устрашать и вызывать ненависть.

Тут же было решено, что в танковый корпус поедет начальник политотдела «дипломат» Дейнека. В случае успеха миссии Дейнеки бригада выступит в дальний переход с отрывом от базы на много дней и со сложными тактическими учениями по пути следования.

...И вот бригада в движении.

Однодневного марша оказалось достаточно для того, чтобы выйти к рубежам, обозначенным на карте, привезенной Дейнекой из танкового корпуса. Танкисты без лишних слов согласились взаимодействовать со стрелками, проутюжить щели и «расстрелять» из орудий засевшую в окопах пехоту. В свою очередь они охотно подставляли зады своих машин под гранаты и бутылки с «горючей жидкостью», а смотровые щели под «пули» метких снайперов.

Полки бригады окапывались всю ночь. На рассвете ожидалась танковая атака. К четырем ноль-ноль все подразделения согласно приказу «залезли» в землю, пристреляли противотанковые средства, артиллерию, минометы.

После отражения танковой атаки решено было развивать наступление всеми полками бригады на населенный пункт Д. и высоту Круглую. В ходе занятий Солонцов даст неожиданные вводные, которые вызовут замешательство в штабах, заставят их принимать оперативные решения, руководить войсками в необычной и усложненной обстановке. Бойцы линейных подразделений тоже пройдут школу на полях условных сражений, втянутся в походную жизнь, привыкнут к ее лишениям и тяготам.

Майор Солонцов лежал на траве, которая уже начинала желтеть. Он устал за ночь, непрерывно проводя рекогносцировку, определяя участки для обороны. Вместе с работниками штаба бригады он составлял и передавал приказы в части соединения, инструктировал штабных командиров, «поднимал карты», носился по бескрайней степи, ожившей в эти часы.