Богдан Сушинский - Ветер богов

— Клессхайм, господин фельдмаршал, — спасительно выхватил его из водоворота террористических грез адъютант. — Здесь прекрасный замок…

— Сейчас мы должны быть под Парижем. Нет нам прощения. Оставить в такие часы солдат, всю армию без командования!..

— …Вы же знаете, что к методам постельного шпионажа я не прибегаю, — обиженно поджала губы Мария-Виктория.

Скорцени вспомнил, что Фройнштаг называла ее смазливой итальяшкой. Возможно, Лилия и вкладывала в это прозвище весь свой арийский сарказм и макарононенавистничество, однако оно звучало довольно правдоподобно: несмотря на все жизненные передряги и военные неурядицы, княгиня по-прежнему оставалась удивительно смазливой. Открытое смугловатое лицо таило в себе какие-то неосязаемые колдовские чары, а утонченные римские черты заставляли воспринимать женские образы на полотнах известных итальянских мастеров как не совсем удачные копии, слишком многое теряющие по сравнению с оригиналами.

— Почему вы считаете, что я обязан знать это? Да к тому же верить вам на слово?

— Хотя бы из вежливости, — вновь усевшись за стол напротив Скорцени, Мария-Виктория проводила взглядом двух коммандос, которым так и не пришлось исполнить свою миссию, и, капризно поджав губы, обратила взор на «первого диверсанта рейха».

— Из вежливости я могу простить вам что угодно, но только не шантаж с помощью этих двух недоученных макаронников — уж извините меня за мой германский национализм.

— Тем более что они немцы.

— Тем хуже для них.

— Итальянские, конечно. Из региона Трентино-Лльто-Адидже. Господин Муссолини активно использует выходцев из этого края, чтобы укрепить свою безопасность, эксплуатируя прогерманский дух этих вояк, — спокойно объясняла Сардони, уводя штурмбанн-фюрера от разговора о шантаже.

— Но ваши горлодавы, судя по всему, больше заботятся о своем будущем, нежели о судьбе Третьего рейха.

— Они исходят из того, что очень скоро всем нам придется почувствовать себя естественными союзниками, противостоящими коммунистическому нашествию. Неужели это так трудно понять?

— …Помня, что американцы и англичане окапываются уже где-то в окрестностях Флоренции, — неожиданно согласился диверсант.

— Так, может быть, вы все же угостите даму вином, штурм-баинфюрер? — воспряла духом итальянка, считая, что общий язык между ними наконец-то найден.

Наполняя бокалы, Скорцени вновь взглянул на часы.

— Сейчас появятся мои камикадзе и отведут наш СС-ковчег к пристани, — княгиня чуть отклонилась в сторону, чтобы через открытую дверь каюты видеть, что происходит на берегу. — А вот и они. К завтраку мы в любом случае успеем. Поэтому не будем увлекаться. Послушайте меня, Скорцени: мое приглашение посетить виллу «Орнезия» остается в силе и не нуждается ни в каких подтверждениях.

— Кажется, мы уже выяснили это.

— Но при одном условии: вы появитесь у меня только тогда, когда поймете, что ваш германский патриотизм способен уступить место патриотизму общеевропейскому. И что, несмотря на свою библейскую преданность фюреру — живому или к тому времени уже мертвому, способны сотрудничать с англичанами, французами и итальянцами, создавая новую Европу. И чтобы я получила право со спокойной совестью лгать, будто господин Скорцени пришел к идее такого возрождения давно, еще до завершения Второй мировой.

— Общение с монахом Тото не прошло для вас бесследно, княгиня Сардони. Его мысли вы теперь излагаете дипломатической скорописью выпускницы Оксфорда. Но вынужден признать: условия очерчены вами довольно ясно.

— В таком случае начнем все сначала: так есть среди гостей князя Боргезе конструктор Вернер фон Браун?

— Естественно.

— Скрывающийся по документам под именем господина Штрайдера?

— Абсолютно верно.

— Что-то слишком поспешно вы признаете этот факт, — подозрительно прищурилась княгиня.

— Опасаюсь, что мое упрямство будет стоить мне завтрака. Для меня это слишком большая жертва. Даже во имя новой непорочной Европы, по полям которой немцы будут ходить в обнимку с англичанами и французами, искоса поглядывая на русских. Вы со своим монахом Тото решили убрать конструктора?

— Что вы, господь с вами! — изумленно отшатнулась Мария-Виктория. Мысль о всяком убийстве, от кого бы она ни исходила и какую цель ни преследовала, по-прежнему вызывала у нее стойкое неприятие. — Так вы этого боялись? Мне нужно было сразу же предупредить, что речь идет не о террористическом избавлении мира от «страшилища Лондона», а всего лишь о попытке наладить контакты с ним.

— В которых заинтересован Лондон?

— Постольку поскольку. Понимая, что доктору фон Брауну трудно будет работать в Лондоне, каждый день наблюдая плоды своей деятельности, воплощенные в городские руины. Правда, мне стало известно, что здесь, на вилле, вы обдумываете способы нанесения ударов по Нью-Йорку, в том числе и с помощью ракет, пилотируемых летчиками-камикадзе. Которые собираетесь доставлять к берегам США на подводных лодках. Я не права?

— Эти приготовления будет очень трудно сохранять в тайне. Можете записать их на счет своей шпионской проницательности. Какие еще цели относительно фон Брауна вы преследуете?

— Моя задача заключается только в одном: идентифицировать личность господина Штрайдера, установить, находится ли на вилле Вернер фон Браун. И под каким именем он здесь скрывается. Как видите, я совершенно откровенна с вами. Если вам понадобятся какие-то сведения от меня, я готова. Но только в пределах идеи сотворения Новой Европы.

Тем временем на плот ступили камикадзе. Не проронив ни слова, они угрюмо взялись за весла и, столкнув ковчег с отмели, направили его к казарме смертников.

— Знает ли о вашей миссии князь Боргезе?

— Естественно. Однако о фон Брауне мы с ним не говорили. Князь никогда раньше не встречался с конструктором. Могли подсунуть двойника.

Скорцени удивленно покачал головой. Ответ явно озадачил его.

— Однако несколько минут назад вы утверждали, что если бы он узнал о ваших намерениях…

— К тому времени у нас с вами сложился совершенно иной характер отношений. Я вынуждена была… обычная ложь профессионала. Хотя и получилось довольно непрофессионально.

Весельщики трудились вовсю, словно участвовали в гонках. Горный ветер наконец-то проник и в эту чашу, и плот мерно покачивался на барханах волн, вспенивающих Алессандрию, словно предштормовой океан.

— Непрофессиональная ложь профессионала. Случается, дьявол меня расстреляй. А что Боргезе? Тоже прельстился будущим Новой Европы?

— Лишь в какой-то мере. В той, в какой оно связано с Бенито Муссолини. Князь почему-то до сих пор ставит на него как на политика. А жаль.