Богдан Сушинский - Ветер богов

— Англичане имеют виды и на князя Боргезе?

— В общем плане он не представляет для них особого интереса. Другое дело вы, штурмбаннфюрер Скорцени. Относительно вас у них особый интерес.

— Нужна моя голова?

— Этим они переболели. Открыли для себя, что опыт ценнее головы. Он пригодится им при создании особых диверсионных школ, которые смогли бы готовить новых Скорцени, Виммер-Ламкветов, Штуберов, Гольвегов… Послушайте, штурмбаннфюрер, вам не кажется, что ваш кивок головы, касающийся Вернера фон Брауна, уже с лихвой окупился теми сведениями, которые вы получили от меня?

— Стал бы я кивать, если бы не рассчитывал на соответствующую плату.

И они рассмеялись.

В поцелуе, которым Отто Скорцени одарил все еще не расстрелянную им итальянскую княгиню, тоже было больше от шпионско-диверсионного риска, чем от риска быть приревнованным к «смазливой итальяшке» со стороны ревнивицы Фройнштаг.

Оказавшись в машине, Лукина, с минуту молча посматривала на подполковника, как будто пыталась определить, что на самом деле ему известно о ней и можно ли ему довериться.

— То, что вы сообщили майору о моей казни… Это правда? — несмело спросила она, так и не придя ни к какому выводу.

— Все зависит от того, как вы будете вести себя дальше.

— А как, на ваш взгляд, я вела себя до сих пор?

— Достаточно благоразумно.

— Это не ответ, господин подполковник, — неожиданно молвила она по-японски.

— Вы владеете языком метрополии? — попытался Имоти удивиться. Однако далось ему это с трудом. — В тюрьме знали об этом?

— Нет, конечно, — вновь перешла на русский.

— Вы скрывали это ото всех? Даже от следователя?

— От вас, как видите, нет. Хотя знакомы с вами до сих пор не были.

— Обо всем остальном поговорим в моем кабинете, — упредил ее Имоти, опасаясь, как бы Лукина и впрямь не разговорилась. Все же в машине находился водитель, которому он, конечно, очень доверял…

— Так, может, с разговора в ваших апартаментах и следовало бы начинать, господин подполковник? Тогда не понадобилось бы стадо солдатни.

Прежде чем пригласить террористку к себе в кабинет, Имоти предоставил ей возможность принять ванну и переодеться в заранее заготовленную для нее одежду. Такое отношение заметно взбодрило женщину.

— Вы решитесь овладеть мною прямо здесь, в своем кабинете, господин подполковник? — нагловато поинтересовалась она, представ через какое-то время перед Имоти почти в столь же привлекательном виде, в каком еще недавно представала перед генералом Семеновым.

— Для этого я слишком брезглив, — отомстил ей подполковник. — К тому же предпочитаю японок и китаянок. Но если той услады, которой вас удостоили в следственной тюрьме, вам показалось маловато, я отдам вас водителям и механикам штабного гаража.

Распухшее, вызывающе раскрасневшееся лицо Лукиной как-то сразу угасло и покрылось вуалью оскорбленной бледности. Она прекрасно понимала, что эту схватку проиграла начисто и что щадить ее, а тем более — извиняться за все, что происходило в следственной тюрьме, Имоти не намерен.

— Вы оскорбили меня, подполковник, — капризно фыркнула она, пытаясь спасти ситуацию.

— У вас такой вид, арестованная Лукина, будто хотите чем-то удивить меня.

— Только не вас. Повторяю, вы оскорбили меня, подполковник.

— И вообще ведете себя так, словно храните какую-то тайну. Желаете облегчить душу исповедью о том, кто дал вам задание стрелять в генерала Семенова?

— Все, что я могла сказать, я сказала следователю. Меня направили сюда из России. Как агента НКВД.

Появился денщик Имоти с фарфоровым чайником и двумя чашками. Подполковник предложил Лукиной подсесть к столу и несколько минут они молча пили чай, стараясь не встречаться взглядами.

— Не правда ли, похоже на ритуальное чаепитие в истинно японском стиле? — спросил Имоти, когда террористка отказалась от очередной чашки и с чаем было покончено.

— Что вы имеете в виду? — неожиданно насторожилась Лукина, хотя вопрос на первый взгляд казался совершенно безобидным. — Я не настолько хорошо знаю японские ритуалы. Да, по-моему, и сами японцы еще не до конца разобрались в них. Уж будьте добры, сориентируйте в тонкостях.

— Последнее чаепитие на этом свете — так это следует воспринимать. Как последняя чашка священной саке перед вылетом летчика-камикадзе. Сейчас вас уведут в подвал и расстреляют. Часовой!

— Но позвольте! — подхватилась террористка, прежде чем в кабинет успел войти откормленный, словно борец сумо, приземистый медлительный солдат. — Просто так, без суда?

— К чему суета? Почему вся Маньчжурия должна знать, что на генерала Семенова покушались? Мы в такой огласке совершенно не нуждаемся. Часовой, увести!

— Но постойте же, подполковник! У меня есть что сообщить вашему командованию. Я требую, чтобы меня представили начальнику разведывательного отдела полковнику Исимуре.

— Мало ли чего вы хотите. Я не собираюсь выполнять ваше последнее желание.

— Но это в интересах командования!

— Вполне допускаю. Но полковника нет в городе.

— В таком случае вы должны дождаться его появления! Вы слышите меня, подполковник?! — вновь перешла Лукина на японский.

Имоти это явно не понравилось. Он позвал еще какого-то унтер-офицера, и тот вместе с солдатом вытолкал арестованную за дверь.

— Остановитесь, что вы делаете?! — теперь уже взмолилась Лукина и, упав на пол, обхватила ноги унтер-офицера. — Вы не должны делать этого! Сообщите обо мне капитану Куроки. Он знает… Сообщите ему!

Куроки тоже нет в штабе. Но, кажется, появился полковник Исимура.

Имоти остановил конвоиров, вернул арестованную в кабинет и связался по телефону с генералом Судзуки, все еще представавшим перед штабистами под видом некоего капитана, чем буквально поражал полурусского Имоти непостижимым, истинно японским упрямством.

— Капитан Куроки считает, что ему нет смысла видеться с вами, — уведомил ее подполковник, положив трубку на рычат. — Его вполне удовлетворит доклад о том, что террористка, стрелявшая в генерала Семенова, казнена.

Лукина упала на стул, обхватила руками края стола и, припав к нему щекой, забилась в истерике.

— Вы огорчаете меня, арестованная, — искренне удивился Имоти. — К чему вас только готовили, отправляя на такое опасное задание? Неужели вы не понимали, что у вас почти нет шанса остаться в живых? Мы и так проявили снисходительность к вам. Вы уходите в иной мир без пыток, без страданий… Мечта любого террориста. Развлечения в камере — всего лишь сексуальное недоразумение.

Лукина подняла голову и с омерзением взглянула на расплывавшуюся в ухмылке рожу Имоти.

— Что вы отпеваете меня, как деревенский поп? Если уж вас не предупредили о том, кто я такая, тогда мне тоже осточертели все эти ваши азиатские забавы. — Террористка полой халата вытерла слезы и вновь с презрением и злобой уставилась на Имоти.