Алим Кешоков - Долина белых ягнят

— Вспомню — от стыда горю, как в траншейной печи.

— Все никак не сгоришь. Может, пора выгружать готовую продукцию? На черепицу да на кирпичи спрос, как на хлеб. Всем надо. Везде строят.

— Жду, когда печь остынет. Температура такая, что закати туда жернова — в известь превратятся. — Кураца вспомнила слова Доти Матовича.

— Какие жернова?

— Да те, что зерно превращают в муку.

— Игриво ты настроена. Не после беседы с Доти Матовичем? Я в окно за вами наблюдал.

— А что? Доти Матович — достойный мужчина. С ним приятно поговорить. Уважительный.

— Ну что ж, пригласила бы его к себе. Он холост, ты тоже…

— Пригласила бы, да боюсь — не захочет. Ты же знаешь, женщины все простят, кроме отказа…

— Ну, в женщинах-то я разбираюсь…

— Этому я сама свидетель. — Кураца неожиданно рассмеялась, вспомнив поездку на «виллисе». — Ловлю тебя на слове. Слушай, не откажи мне.

— В чем? Разве я тебе не помогал?

— Помогал.

— Так какая же теперь у тебя просьба?

Лицо Курацы вмиг посуровело, глаза сузились:

— Отстань от меня! Вот чего прошу. Понял? Мое терпение тоже имеет предел. Я не камень, я ведь женщина.

— Расстроил тебя Доти. Это сразу видно. Отказал. Да, глаз он положил не на тебя. А ты не обращай внимания. — Чорову нелегко давался этот спокойный тон, — Ты лучше подумай, как району помочь! План нужен до зарезу.

— Ездить по дворам и собирать кукурузу?

— Это само собой. Но этого мало. Дай черепицы. Мы ее обменяем на зерно. За черепицу индивидуальные застройщики что хочешь дадут.

— Не могу, — отрезала Кураца. — Разве тебе неизвестно, что мне не выделяют фонды на собственные нужды? И потом — как я могу менять черепицу, скажем, на сливочное масло? Есть же отчетность!

— Отчетность — ерунда! Напишешь: «Меняла на пиломатериалы». И менять будешь не ты. У потребкооперации есть заготовители сельхозпродуктов.

— Это же незаконно!

Чоров наконец воспламенился:

— А ты всегда живешь по закону? Законно пасти скот рабочих на колхозной земле? Законно, что твои рабочие имеют приусадебные участки по колхозным нормам? Чего ты мне суешь в нос свое «законно»? Ты забыла, как с оккупантами торговала на паях той же черепицей?

— Господи! Да ты ведь прекрасно знаешь, что на каждый твой вопрос я могу ответить. Просто демагогией занимаешься. Моя-то совесть чиста. А вот твоя…

— Ну ладно, ладно. Подумаешь, обласкал одинокую женщину. Будешь теперь попрекать меня по гроб жизни.

— Я не о «ласке»…

— А о чем же?

— О том, что ты нам поперек горла стоишь. Ты живешь по принципу: как хочу, так и ворочу. Не считаешься ни с чем. Я прошу тебя: отвяжись от меня, не притесняй моих рабочих. Они имеют право жить на земле. — У Курацы запылали щеки, на глаза навернулись слезы. — Мне самой, может, жизнь не мила. Вдовья жизнь, какая она!.. Живу, потому что не хочу, чтобы мои девочки остались нищенками, попрошайками. — Кураца сунула руку в карман за носовым платком, не нашла, сорвала платок с головы, скомкала, прижала к лицу.

— На, выпей. — Чоров, налив воды из графина, не вставая с места, протянул Кураце стакан.

Но глаза у Курацы уже высохли. Она вспомнила обещание Доти Матовича, и это придало ей мужества. Доти Матович, конечно, примет ее сторону, восстановит справедливость и поставит Чорова на место. Если же это не случится, она не остановится, дойдет до самого Кулова.

— Я из твоих рук даже воду не приму! — с этими словами Кураца шагнула к двери.

— Подожди! — грозно бросил ей вслед Чоров, но дверь уже захлопнулась. Он встал, подошел к окну. Кураца с привычной ловкостью забралась в бидарку, взяла вожжи в руки. Брюхатая серая лошаденка, дремавшая стоя, вскинула лохматую голову, тронулась рысью.

Чоров глядел Кураце вслед и размышлял: благоразумие требует оставить ее в покое. Но, с другой стороны, уступи ей сейчас, она совсем распустится. «Вдовья жизнь»! Его жизнь, наверное, сплошной мед… Знала бы эта упрямая бабенка, каково ему живется. Перед глазами то и дело встают концлагерь, белесый гестаповец с пальцами, похожими на сосиски… Чоров вздрогнул, отгоняя страшное видение… Нет, Кураце нельзя давать спуску. Скоро она просто сядет ему на голову. Пусть кому хочет рассказывает о той их злосчастной поездке, но он своего добьется — заставит ее внести свой вклад в выполнение плана по сдаче сельхозпродуктов. С этой мыслью Чоров, вернувшись на свое место, снял телефонную трубку и начал звонить во все концы района. Лишь к полудню он вспомнил о газетчике и нажал на кнопку.

— К полудню вызови Куантова, — бросил он вошедшей секретарше.

— Да он давно ждет.

Девушка, распахнув двери, жестом пригласила заждавшегося корреспондента войти в комнату. Чоров уже что-то записывал в блокнот, демонстрируя свою крайнюю занятость, потом схватился за телефонную трубку, но в этот миг телефон зазвонил сам. Чоров кивнул Куантову на стул и отвернулся от него.

— Да, Доти Матович. Слышу. Как лошади? Дошли нормально?

— Молодцы мои джигиты! Тридцать лошадей пригнали. Одна только захромала в пути. Ну ничего, вылечим. Теперь конзавод — действующее предприятие. А то название одно, и только. Помог нам — никогда бы не догадался! — Антон Федорович Кубанцев, мой бывший комдив. Оказывается, тоже в директора пошел после ранения. Генерал. Письмо написал такое, что прямо за душу берет… «Я теперь на всю жизнь связан с вашим народом, в бою, кровью породнился с его сыновьями…» Какие слова!.. Обещает приехать. Айтек говорит: «Не будь там Кубанцева, нам бы и конского хвоста не дали». Айтек сам отбирал. Он знает толк в лошадях. Земляк его там оказался. Тоже помогал. В общем, сплошное везение.

— Земляк? Откуда?

— А-а, леший его знает. Война людей разбросала по всему свету. Разрежь арбуз — оттуда выскочит земляк. — Доти Матович сделал паузу и заговорил другим тоном: — Слушай, Чоров, собственно, почему звоню… Мне Кураца намекала… Я не очень понял ее. Да и трудно в такое поверить. Хочу тебя предупредить — зарываться не стоит, Чоров, прислушайся к моим словам.

Чоров мигом смекнул, о чем речь, но прикинулся непонимающим:

— Да не зарываюсь я, Доти Матович! И разве о себе болею? Об общем нашем деле.

— Насчет приусадебных участков рабочих подумай как следует. Тут нельзя рубить сплеча. Я тебе серьезно говорю: нарвешься на неприятности. Не делай никаких шагов, пока я не приеду. — Доти Кошроков слышал в трубку, как растерянно сопит Чоров, и ждал, что тот ответит.

— Я действую в соответствии с уставом сельхозартели! — Чоров ухватился за устав, как утопающий за соломинку.

— Есть еще один устав. О нем не следует забывать.

Понимаешь, о чем я речь веду?

— Я устав партии не нарушаю…

— Не гневи народ, Чоров! Знаешь пословицу: народ хитер — бек хитер, народ поднялся — бек свалился…