Валентин Стариков - На грани жизни и смерти

Утро выдалось на славу. Два часа назад штормовой ветер внезапно стих, и море успокоилось. Длинные пологие валы мертвой зыби один за другим накатывались на корму, оставляя на ней нежно-розовую от зари пену. Зыбь подталкивала лодку вперед, словно помогая ей наверстать потерянное время. А времени потеряно было много. Шторм длился четверо суток. И все эти дни мы бездействовали. Впрочем, бездействовали только в том смысле, что не искали противника. А вообще работы было хоть отбавляй: шторм изрядно выматывал. Зато сейчас, когда стих ветер и море успокоилось, наша подводная лодка полным ходом шла к берегу противника. Мы спешили, очень спешили и поэтому шли кратчайшим путем, не считаясь с тем, что здесь нас могут обнаружить. Важнее всего в этот момент было встретиться с противником.

Солнце взошло, стало теплее. Было так приятно под его лучами, так не хотелось уходить вниз, под воду. Редко доводилось нам видеть солнце, быть на чистом воздухе, под открытым небом. И оттого, что оно вообще мало показывалось в этих местах, и оттого, что большую часть времени мы вынуждены были проводить под водой. Хотелось еще и еще дышать чистым морским воздухом и наслаждаться солнцем.

Между тем берег противника становился все ближе и яснее, все отчетливее вырисовывался выступающий высокий мыс. В спускающихся к морю расщелинах видны были мощные застывшие струи снежных наносов.

— До берега осталось восемь миль, — доложил штурман, поднимаясь на мостик. — Будем погружаться?

— Подождем еще немного, пока нас никто не тревожит, — ответил я, думая о том, что все равно скоро придется уходить под воду, — не в гости идем.

Вот уже на берегу стали отчетливо проступать постройки и открытые артиллерийские батареи, а может быть, их макеты, — для нас это не имело значения. Дальше оставаться на поверхности моря было уже опасно.

— Приготовиться к погружению! — скомандовал я, и через три минуты лодка ушла под воду.

Спустившись вниз, я снял промокший реглан и сразу почувствовал облегчение. Оттого, что долго пришлось пробыть в отсыревшей одежде, через которую к тому же проникала морская соль, тело неприятно зудело. Потирая плечи и грудь, я прошел в кают-компанию. Стол уже был накрыт к завтраку. Мичман Иванов, как всегда, хорошо украсил его, и от этого в отсеке было уютно и празднично. Стол у нас почти в любой обстановке выглядел празднично, это стало традицией.

Во время шторма трудно было готовить горячую пищу, приходилось есть всухомятку, и сейчас, при виде дымящихся тарелок, у всех появился волчий аппетит.

Было восемь часов утра. Горячий завтрак поднял настроение, В отсеке, где питались матросы, слышались шутки и смех. Офицеры бурно обсуждали утренние известия о положении на фронтах.

Завтрак заканчивался, сменившаяся вахта уже готовилась к отдыху, как вдруг прозвучал взволнованный голос вахтенного гидроакустика.

— Слышу шумы охотников.

Меня это не удивило. Их нужно было ждать, поскольку подводная лодка, согласно инструкции, не стесняясь, вертелась буквально на носу у противника.

Только что перед этим мы со Смычковым, сидя за столом, делились мнениями о странном спокойствии, которое проявил противник, несомненно видя нас чуть ли не у самого входа в порт Вардё.

— Торчим на виду, нас видно как на ладони, а ни одна собака не появилась, — сказал я Смычкову.

И как раз в этот момент раздался голос гидроакустика.

— Кажется, появились! — ответил Смычков, вскакивая со своего места. — Да не одна, а, наверное, целая свора…

И он исчез в люке соседнего отсека. Я тоже ринулся в рубку.

Пока лодка всплывала под перископ, акустик доложил, что слышит шесть кораблей, и указал их пеленги.

«Целая флотилия! Противник, видимо, решил заняться нами всерьез. — От этой мысли мне стало не по себе. — Но что же они думали раньше? Не собирались же с триумфом встречать нас в своем порту?..»

Головка перископа вышла на поверхность моря. Но не успел я сделать и двух третей оборота вокруг его оси, как чуть не вскрикнул от неожиданности: — огромный, сверкающий на солнце бурун закрывал почти все поле зрения, над ним возвышался высокий борт большого охотника. Мы были на его курсе, не далее 200 метров. Скорее машинально, чем сознательно, я нажал кнопку, и перископ с обычным равнодушным жужжанием пошел вниз, ничуть не собираясь это делать быстрее, чем мне хотелось.

— Боцман, ныряй! Заполнить «быструю», не теряй времени, — крикнул я в центральный пост. Потом рулевому, стоящему в рубке:

— Право на борт! Ложиться на курс… — И снова в центральный пост:

— Держать глубину 20 метров.

Команды поданы, но лодка, естественно, еще какой-то миг остается в прежнем положении: она преодолевает инерцию и чуть позже начинает, как мне кажется, слишком медленно погружаться.

«Неужели не успеем?» — От этой мысли мороз пробегает по коже…

Но мы успели. Какие-то доли секунды решили нашу судьбу. Еще миг, и над лодкой пронесся звонкий шум винтов быстроходного корабля.

Теперь нужно ждать бомбы. Перископ еще продолжает опускаться. Вот он сел на место, а взрыва бомбы все нет. Что это? Растерялся противник или просмотрел? Сейчас лодка уже быстро идет на глубину, затем выравнивается и задерживается на заданной. Циркуляция на новый курс еще продолжается, слышу, как потрескивает репитер гирокомпаса. Смычков продувает цистерну быстрого погружения.

— Ложиться на старый курс, — даю команду рулевому и опускаюсь в центральный пост. На карте уже проложены все пеленги обнаруженных кораблей, не отмечен лишь корабль, который только что прошел над нами. Почему он не был обнаружен гидроакустиком?

Как потом выяснилось, гидроакустик его просто не слышал. Шум винтов противника экранировался кормовыми обводами нашей подводной лодки. Но почему противник не сбросил бомбы? Значит, он не успел обнаружить нас, хотя и шел курсом, который совпадает с нашим. Мы ушли на глубину в тот самый момент, когда столкновение было уже почти неизбежным.

Я повернулся к боцману. Он сидел на управлении горизонтальными рулями, как всегда спокойный и сосредоточенный. Около него стоял Смычков, постукивая пальцами по глубиномеру. Он тоже казался равнодушным к тому, что произошло.

«Ничего-то они не знают, — думал я. — Только один я все видел, видел надвигающийся на нас корабль и знаю, как близко была к нам опасность».

— Ну, поздравляю вас! — сказал я.

Смычков сделал удивленное лицо.

— Не рано ли еще, товарищ командир?

— Мы только что ушли от тарана. Не ушли бы вовремя, вы в лучшем случае потеряли бы перископ, а в худшем… У этих кораблей хороший запас бомб.

Смычков с Хваловым переглянулись, а я подумал, что теперь-то уж знаю, что значит «волосы дыбом». Почувствовал это на себе.