Илья Чернев - Семейщина

«Не шею гну — учусь», — мысленно оправдывался перед собою Никишка.

Старательный ученик тоже устраивал своего учителя. С таким прицепщиком легче работать, с таким понятливым парнем не засыплешься, этот не заснет на прицепе, не проглядит ни одного огреха, — качество пахоты обеспечено. Сене уже мерещилось: вот он отвоюет к осени первое место в МТС, будет премирован и с честью и славой, при деньгах, покатит домой…

— Хорошо идет у нас, Никита, хорошо, — налегая на «о», говорил Сеня. — Того и гляди в передовиках очутимся.

— Нехитрое дело! — скалился Никишка, и глаза его пропадали в узких щелках.

Оба — и учитель и ученик — каждый взаимно признавал, что у его напарника золотые руки, и спокойный, ровный характер Сени Блинова как нельзя лучше сочетался с Никишкиной упорной жаждой знания.

Никогда еще, кажется, не ощущал Никишка такого полнокровия жизни, как этим летом. Жизнь улыбалась ему, улыбалась со всех сторон, содержательная, впервые наполненная осмысленными заботами, прекрасная своей ясной и благородной целью. Ну как ему было, щурясь на утреннее радужное солнце, не расплываться в улыбке, не расправлять горделиво плечи, не забирать до отказа широкой, колесом, грудью неизъяснимо-волнующий, пряный степной воздух! Кругом были благожелательные друзья и эти умные машины, которые он непременно заставит подчиняться себе. Он беспомощен пока перед капризами их моторных сердец, но… не так ли беспомощны и сами трактористы?

Новички и неумехи, трактористы то и дело плавили подшипники, машины часто ломались и часами стояли сиротливо на недопаханной полосе в ожидании, когда приедет механик и починит. Тогда трактористы скверно ругались, — злобу их порождало сознание неуменья и бессилья. Но это случалось с остальными двумя, а не с Сеней Блиновым, — у того поломка и простои были редки. Будто и по стажу он не шибко-то выше других, а вот поди ж ты, лучше у него дело идет, куда как лучше. Сколько раз помогал Сеня исправлять неполадки на других тракторах, и ребята слушались его, уважали, не стыдились обращаться к нему в случае чего…

Никишка часто думал: отчего бы это, в чем тут загвоздка? И никакого иного объяснения найти не мог: всему причиной не только Сенина сообразительность, ловкость, но и отличное знание машины. Сенина живость, уменье все схватывать на лету покоряли его, Никишка был бесконечно доволен — судьба послала ему превосходного учителя. Из-за Сени и он высоко стоял в глазах остальных трактористов и прицепщиков. Сенин трактор по выработке шел впереди всех, значит в этом есть и его, Никишкина, доля. Все видели, как старается он… И не зря старается, думалось ему, — скоро он сам будет трактористом… таким, как Сеня. Уж если быть трактористом, то обязательно только таким, не хуже.

Среди прицепщиков Никишка прочно утвердился на первом месте. Это, казалось ему, не такая уж большая честь. В самом деле, кто они? Во-первых, Грунька, Епихина сестра, — какой с девки спрос? Держится она неуверенно, подчас даже робко, молчалива, будто раздумывает: правильно ли она поступила, что пришла в бригаду, в окружение парней, — чего доброго, еще насмехаться начнут. Во-вторых, Андрюха, дружок Гриши Солодушонка, неуклюжий, неповоротливый… Оба, и Грунька и Андрюха, тоже стараются, но не выходит у них так, как у него, нет той сноровки, будто что связывает их руки, — головы, видно, не те!

Никишка неприметно для себя усвоил в обращении с ними покровительственно-снисходительный тон. Это, однако, не мешало ему дружить со всеми — и с прицепщиками и с трактористами. Дух настоящего товарищества, рожденный общностью интересов и работы, царил в колонне. И когда тракторы расходились по разным массивам и по неделям Никишка оставался наедине с Сеней, он часто вспоминал остальных ребят, и ему словно чего то не хватало.

Грунька на первых порах дичилась. Ей казалось зазорным оставаться на ночь с парнями в вагончике, и она бегала ночевать домой в деревню. Но тракторы уходили все дальше и дальше, после целого дня утомительной работы не вдруг-то побежишь за несколько верст. И она стала ночевать с трактористами.

Первый раз это случилось на Ботутое. Окончив дневной урок, трактористы и прицепщики поужинали у костра, и Сеня Блинов спросил без тени насмешки:

— Неужто и сегодня в деревню потопаешь, Груня? Разве в вагоне места мало?.. Всем хватит: парни на одной половине, ты — на другой. Кто тебя потревожит? Гляди, ночь-то какая темная.

Грунька поглядела на него пристально — не шутит, не смеется парень.

— Куда ж идти, — помолчав, тихо отозвалась она.

Никто не подтрунивал, не насмешничал. Все были утомлены.

Раньше других забралась Грунька в вагончик, расположилась на пустых нарах, накрылась зипуном и долго не могла заснуть, прислушивалась к храпу парней на противоположных нарах. Кажется, спят крепко, никто даже не ворочается… Долго ждала она: вот-вот скрипнет половица, и кто-нибудь полезет к ней, осторожно, по-кошачьи, затаясь, стараясь не разбудить товарищей. Сердце стучало, колотило в висках… Но ничего такого не произошло, и неприметно пришел к ней мягкий, успокаивающий сон…

Никто из ребят и не думал подшучивать над тем, что она ночует с ними в вагончике, не смеялись и над тем, что она одна-единственная девка-прицепщица на всю деревню. Трактористы были чужие, расейские парни, они держались с ней хоть и запросто, но безо всякого интереса: девка и девка, каких много. У них, видно, одна думка: как бы побольше выработать да поскорее домой уехать. Не до баловства им: машины то и дело отказываются идти, будто норовистые кони. А Никишка с Андрюхой, хоть и свои, семейские, — у тех своя забота: поживее бы выучиться, машину понять. Этим, видать, не до нее, зачем она им, широконосая, разве покрасивее на деревне девок не сыщется?

Грунька постепенно привыкала, освобождалась от неловкости. Страшное горе ее день ото дня обволакивалось туманом, и новые заботы оттесняли его. Она прилежно выполняла свои обязанности прицепщицы и поварихи, присматривалась к машине, расспрашивала…

Как и Никишка, она тоже добивалась самостоятельности. Никишкина старательность, его скупые замечания о том, что он-де своего достигнет, действовали на нее заразительно.

«Чем я хуже парня? — думала Грунька и досадовала, что кашеварство отнимает у нее много времени, которое она могла бы употребить с большей для себя пользой. — Заставить бы тебя обед варить, не ходил бы этак-то… грудь колесом», — косилась она на Никишку. Она завидовала ему, — и зачем только уродилась она девкой?!

Кроме Никишки, подбивал ее к тракторному учению брат-председатель. Епиха видел: свежеет девка в работе, разглаживаются ее морщины, исчезает суровость в лице и глазах, и он говорил ей: