Илья Чернев - Семейщина

Старообрядчество к настоящему времени перешагнуло границы России, Европы и Азии и стало мировым явлением. Русские староверы проживают в силу разных причин почти на всех континентах земного шара. А именно: в Болгарии, Польше, Румынии, ГДР, во Франции, в Монголии, Китае, Турции, в Австралии и Америке (Аргентине, Бразилии, Уругвае, Канаде). Только в штате Орегон (США) проживает примерно 5 тысяч русских старообрядцев. В Америку они переселились в основном из Китая и Турции. Одежда, вера обычаи и обряды, язык сохраняются ими.

О старообрядцах в русской литературе создано немало превосходных произведений. Повесть Л. Толстого «Казаки», романы П. И. Мельникова-Печерского «В лесах» и «На горах»; произведения советских писателей: А. Чапыгина «Гулящие люди», Вс. Иванова «Черные люди», А. Черкасова «Хмель», повесть В. Астафьева «Стародуб», работа М. Пришвина «В краю испуганных птиц» и др. Завоевали признание самобытные романы и повести писателей, выходцев из старообрядческой среды: Е. Пермитина «Горные орлы», А. Коптелова «Великое кочевье», Ф. Панферова «Бруски», И. Чернева «Семейщина», И. Калашникова «Последнее отступление», «Разрыв-трава», Ф. Гладкова «Повесть о детстве», «Вольница», имеются несколько повестей разных авторов о Беловодье. Широка география мест, описанных в этих произведениях, сложны и специфичны исторические реалии, колоритен быт и психология героев, впечатляющи драматические события в особой староверческой среде.

Весь ход жизни в старообрядческих селениях и обществах в процессе обновления и коренной перестройки после установления Советской власти всколыхнул долго дремавшие, исподволь копившиеся творческие, интеллектуальные силы, которые прежде, в период почти поголовной неграмотности людей, не могли найти выхода. После Великого Октября в связи с революционными преобразованиями в старообрядческих обществах, в связи с тягой к знаниям, к культуре, к книге, пробудился интерес к историческому прошлому своего народа, к его свершениям и проблемам дальнейшего развития. Этот импульс был настолько сильным, что заговорила во весь голос память народа, воскресила его творческие силы, появились свои писатели, художники, ученые. Этот невиданный по своему размаху и трудности процесс обновления требовал появления натур одаренных и не мог не зажечь «искру божию» у способных и заинтересованных людей.

Для романов о сибирском старообрядчестве характерно художественное отображение борьбы внутри староверческого общества, показ ломки старого патриархального уклада в результате социалистических преобразований и утверждение новых общественных отношений, нового образа жизни. Идет борьба нового со старым. Не легко утверждается новая жизнь. Крепкие старики, кулаки, уставщики и начетчики прекрасно понимают, что их власть и влияние в старообрядческом обществе будут окончательно утрачены, если они допустят в эти села «богопротивную новизну» (Советскую власть, школы, больницы учреждения культуры, избы-читальни и пр.). Они прибегают к разным идеологическим ухищрениям для обработки части отсталого населения, а иногда и к прямым вооруженным выступлениям против революционных мер, предпринимаемых, как правило, горсткой передовых людей, поддерживаемых беднейшими слоями населения. Особенно ярко это показано в романах «Горные орлы» Е. Пермитина, «Великое кочевье», «Семейщина» Ильи Чернева.

Для произведений о староверах Сибири также характерен ряд тем и сюжетов, рожденных самою жизнью старообрядческих общин. Наиболее развита тема ухода в «пустынь», в «безмолвный храм природы», а также поиски легендарного Беловодья. Известно, что уход нескольких лиц, одной семьи или группы староверов в тайгу, подальше от греховного мира, от мирских соблазнов являлся для защитников староотеческих заветов и преданий одной из форм протеста против социального зла, вторгающегося в села приверженцев старых обрядов. Так, например, уход Ивана Финогеновича на таежную речку Обор в романе И. Чернева «Семейщина» — это не проявление его «сектантства» и фанатизма, как писал один из критиков, а протест против наступающего на жителей села Никольского капиталистических отношений, несших в крестьянские семьи разлад, винопитие, курение табака, развращение молодежи, накопительство и другие беды и пороки.

Постараюсь прокомментировать отдельные моменты в романе И. Чернева «Семейщина», которые нуждаются в пояснениях.

В романе изображены живые лица и подлинные события, имеется и вымысел, и несмотря на прекрасное знание быта, автор допустил некоторые обрядово-бытовые неточности. Читателю трудно понять, к какому толку или согласию относятся верующие в селе Никольском. Автор говорит о беспоповцах, но у последователей этого разветвленного течения не было церкви. Староверы же села постоянно ходят в церковь на моления. Нам известно, что там были беспоповщина, австрийское согласие и другие толки. Автор же пишет о семейщине обобщенно, хотя известно, что у семейских было более десяти толков и согласий. Старообрядчество как религиозное течение распадалось на множество небольших ручейков. Писатель эту проблему упростил. Не всегда верно бытописатель отражает и обрядовую сторону в семейщине, например, он пишет: «На рождестве сыграли свадьбу». Свадьбы играли только после святок. В рождество подобные обряды не совершали. Также у семейских не допускалось, чтобы родня или родные дети делали гроб матери или копали могилу для своих родственников. Неверно объяснение, что залом (завязанный определенным образом пучок несжатых колосков на хлебном поле с целью наслать на хозяина какое-то зло) заимствован от бурят. Подобные ошибки допущены в том случае, когда автор не удосужился проверить факт или исказил его умышленно, но таких искажений в романе не много. В целом же автор прекрасно знает то, о чем пишет. Он знает людей, события, факты подлинной жизни, сложные взаимоотношения между односельчанами и создает жизненные образы. Автор этих строк в том неоднократно убеждался, когда встречался с потомками черневских героев. Так, в 1978 году в селе Никольском я повстречался с двоюродной сестрой Александра Андреевича Леонова Агриппиной Ануфриевной Ивановой. Она рассказала, что писатель-братан… «жил в горнице тут и писал книгу. Многое видел самолично, например, как чертей из подполья выгоняли и другое. Наш дед Иван Финогеныч прожил почти до ста лет. Мои родители Аноха Кондратьич и Ахимья Ивановна в романе обрисованы верно. У них было шестнадцать детей — три парня и целая изба (тринадцать) девок. Изот в романе — был приемный Федот Иванов 1910 года рождения. Теперь живет в Улан-Удэ. Жив и сын Дементея безногий Федот. Моя мать Ефимья Ивановна (Ахимья Ивановна в романе) прожила 94 года».