Владимир Лидин - Три повести

— Вот телеграмма, — ответил Актанка и полез в портфель доставать телеграмму. Старик любил документы. Ему нравилось доставать из своего большого портфеля ту или другую бумагу.

— Приехал я по делу, и вы должны мне помочь, — сказал Дементьев. — Мне нужен нанай-охотник с собой, на всю зиму. Мне нужен охотник, который хорошо знает тайгу. Заксор хорошо знает тайгу. Пусть колхоз отпустит его со мной. Я объясню, для какого дела.

И он рассказал о воде, которой не хватает для железной дороги. Охотник нужен потому, что в тайге есть много примет, которые знает только охотник и которые могут помочь найти воду.

Охотники курили трубки и слушали.

— Заксор — первый охотник в колхозе, — ответил Актанка наконец. — Сейчас охота впереди, как уйти? Пускай решит правление колхоза.

— С правлением колхоза я берусь уладить. Дело это для государства, — сказал Дементьев. — Пусть только Заксор скажет, согласен ли он поехать со мной?

Это надо было обдумать. Охотник никогда еще не уходил так далеко из стойбища. Но пароход стоит у берега, и Дементьев приехал за столько верст, что нужно пять солнц ложиться спать и вставать, чтобы добраться до этих мест. Значит, охотник нужен ему, и сейчас это важнее всех других дел. А главное — Дементьев живой сидит перед ним, и они обещали друг другу помогать в жизни. Вот теперь такой случай представился, и, значит, нужно идти с Дементьевым. Кроме того, он увидит большой город Хабаровск и поедет в поезде по железной дороге. С правлением колхоза Дементьев уговорится сам. Остается хлопнуть ладонью по ладони Дементьева. Охотнику недолго собираться в путь, и если не надо брать с собой нарты с собаками и припасы, необходимые для охотничьей жизни в горах, то это совсем просто. Ружье и зимняя одежда готовы, а места в кочевой своей жизни менять он привык.

— Ну, вот колхоз дает нужного тебе человека, — сказал Актанка. — А что ты даешь колхозу? — Он был председателем и стоял на страже интересов колхоза. — Возьми помогать школе. Учебников прислали двадцать штук, а школе нужно шестьдесят штук. Надо подтолкнуть в Хабаровске. Тетрадей тоже мало и карандашей мало. Детям рисовать плохо. Есть еще карандаши разного цвета, синие, зеленые и красные, такие карандаши тоже хорошо бы иметь школе.

И Дементьев обещал похлопотать насчет учебников, тетрадей и карандашей. Главное сделано: у него был неоценимый проводник по тайге.

— Теперь можно пройти в школу, — сказал он довольно. — Со мной приехал один славный парнишка. Сделаем твоим помощником, Заксор. Его сестра работает учительницей у вас в школе.

— У нас две учительницы, — ответил Актанка с достоинством. — Есть Пейкель, есть Маркова.

— Значит, Маркова.

— Хорошо, пойдем к Марковой. Сначала покажу тебе коров.

И они вышли все вместе из дому. Сентябрьский вечер стоял над стойбищем. Высокие трубы дымили, и красный от заходящего солнца Амур сливался с небом. Актанка шел чуть впереди — как хозяин. В амбарах лежала заготовленная на зиму рыба. Коров загнали на вечер в загон, и к запаху рыбы примешивался теперь запах парного молока.

— Вот коровы, — сказал Актанка. — Видишь? Могу показать аттестат.

И он поставил колено под портфель, чтобы достать бумагу, в которой обозначены породы коров. Но коровы — это еще не все. Пекарни в стойбище тоже никогда прежде не было. В ней только что кончили выпечку хлеба, и теперь к небывалому в стойбище запаху молока прибавился небывалый запах печеного хлеба. Они шли через стойбище, и Актанка показывал хозяйство колхоза.

…Алеша с парохода поднялся по крутому берегу к школе. Аниська жила в доме при школе. Три года он не видел ее, заменившую ему сестру, и за три этих года оба они стали взрослыми. Как-то именно в эту пору отошло назад детство, и юность заступила ее место. Теперь Аниська окончила педагогический техникум и стала учительницей. Что потянуло ее сюда, на Амур, далеко от города и железной дороги, в глухое стойбище? Была она в памяти той же незадумчивой проворной Аниськой, с которой вместе гребли на реке, ходили собирать клюкву и голубику и делили все детские обиды и радости… Теперь такие же дети, какими были еще недавно они сами, окружали Аниську, и это больше всего говорило о том, что детство далеко позади.

Он никогда не был раньше в стойбище. Дома поднимались в гору, и возле каждого дома стоял амбар на сваях. В амбарах хранились припасы и снаряжение охотников. Сваи предохраняли амбары от грызунов и воды. На сваи некоторых амбаров надеты были жестянки из-под керосина. Если мышь взбиралась по свае, она соскальзывала с жести и падала на землю. Пласты разделанной юколы валялись на вешалах. Лучшие части рыбы предназначались для людей, головы и хребты — для собак. Возле каждого дома лежали собаки. Они лежали спокойно и не лаяли на проходящего. У них были другие обязанности — собаки служили помощниками охотнику в его кочевой трудной жизни. Алеша заглянул в одно жилище. Мужчин в доме не было. Старуха сидела в стороне, курила трубку и перебирала на большом берестяном блюде кисти проса — буды. В стороне молодая женщина трудилась над разостланным листом бересты. Двое детей играли на полу. В котле над очагом дымилась вода, готовая для проса. Старуха продолжала перебирать просо и даже не взглянула на вошедшего. Если человек вошел в дом, значит, у него есть дело и он сам скажет, что ему надо.

— Как пройти в школу? — спросил он.

Старуха не торопилась с ответом, и он успел осмотреть жилище. Несколько сундуков стояло у стены, на них лежали аккуратно сложенные ватные одеяла. Кроме сундуков в доме стояло еще много берестяных коробок с вырезанными на них узорами, делать которые были мастерицы женщины. Вдоль стен всего жилища шли теплые каны, служившие для сидения и для спанья: дымоход от очага был проведен под ними. Но Алешу больше всего заинтересовала работа женщины над листом бересты. Женщина была очень молода, с двумя блестящими черными косами, туго скрученными. Острым узким ножом она быстро вырезала рисунок на сложенном вчетверо листе бересты, и в легких и уверенных линиях можно было уловить очертания каких-то фантастических птиц и рыб. По временам она нажимала подбородком на нож, и это определяло изгиб крыла или клюва. Потом женщина расправила бересту, смахнула вырезанные частицы, и непонятный сначала рисунок, повторенный четырежды, ожил. Птицы, похожие на петухов, сидели клювами друг к дружке, и две узорчатые рыбы под ними закругляли свои двойные хвосты. Все это было обвито рамкой из листьев и завитков, сплетавшихся в стройный, выверенный глазом орнамент.

В зыбке заплакал ребенок, и женщина оторвалась от работы и показала Алеше в раскрытую дверь на дом, который стоял выше всех.