Владимир Лидин - Три повести

В стороне, в рыжей щетине, похожие на кабаньи хребты, поднимались сопки. Голые березки — по листику на каждом сучке — дрожали, как в ознобе, и осыпа́лись. Три согнутые в дугу деревца прикрывали копну, чтобы ветер не растрепал сена. За тыном из неошкуренных березок валялись изъеденные червем капустные листья: капусту хозяйственно посадил Детко в начале лета. А надо всем этим, не соответствующее печальному виду тайги, лежало линялое, без единого облачка небо. Незаметно, без ветров и непогоды, начиналась забайкальская зима.

— Так вот, если хочешь знать главное, запомни основы, — продолжил гидролог. — Есть два пути найти воду: ключи и реки. Дело в том, что реки зимой промерзают здесь до самого дна, и воды в обычном их русле не оказывается. Раньше полагали, что если промерзла река, то от нее ничего не возьмешь. Но у многих рек есть зимой свое подрусловое течение. Мы одну такую реку прошлой зимой обследовали. Стали искать источники воды, которые питают ее в летнюю пору. Заложили шурфы, пробили скважины — ничего не находим. Тогда мы решили устроить поперечную галерею под руслом реки, то есть перехватить воду в том русле, по которому идет она зимой. Работа трудная, мерзлота не поддается. Начали подогревать почву кострами — плавится, превращается в грязь. Но все-таки добрались в конце концов до воды. Медленно этак движется она по таликам — по зимнему своему руслу. Ну, а раз нашли воду, забрали ее в галерею, в водосборный колодец, и насосами погнали на станцию… однако не всегда это надежный приток. Второй путь — найти живую воду ключа. Для вечной мерзлоты это единственно надежный источник.

Так началась для Алеши жизнь в тайге. Неустроен был лесной дом. Сквозь плохую конопатку и сейчас задувало, а зима была только на подступах. Гидролог вскоре уехал к месту работ. Повез его Магафонов. С неодобрением покидал старик эту подвырубленную человеком тайгу. В Забайкалье староверы ушли в свою пору искать тишины. А уже на его, Магафонова, памяти стали в тайге строить первые жилые дома и железнодорожные станции, взрывать скалы, сводить леса и прокладывать рельсы и трубы… Но природа была сильнее, зимами иссякала вода, мерзлота подпирала снизу здания как бы могучим своим плечом, здания давали перекосы и трещины, и рельсы поднимались на вспучинах. Поди возьми такой ключ, когда его пучит наледью с гору… бери пожогами — вязни в мерзлой земле. Сверли буровым станком — сверло вмерзает в лед, и лед крошит сверло, а не сверло — лед…

Тележка тарахтела на колеях, старик нахлестывал лошадь, и с обычной охотничьей зоркостью приглядывался к тайге.

Из побуревшего стожка надергали жесткого сена для сенников. Алеша выбрал себе верхние нары. Заксор облюбовал место внизу. Когда вышли из дому, были уже сумерки. Небо затянулось, из-за края леса ползла низкая туча. Охотник поднял голову. Ноздри его слегка приплюснутого носа нюхали воздух.

— Зима завтра будет. Большой снег будет идти. Облака видал? Облако-симана [21] Облако-симана — снег. нанай такое зовет… снег-облако. Такой ветер дует — птица лицом на ветер садится, перо гладко держит… иначе совсем замерзать можно. Соболь, колонок — все в гнездо бежит. Белка тоже гнездо сидит.

Первые снежинки понесло вкось. Туча затягивала небо с севера. Зима началась сразу с метели. Они вернулись в дом и растопили печурку.

Только к вечеру добрались до жилья Детко и двое рабочих. Другие остались в палатке на месте работ. Буровой мастер Аксентьев работал прежде на золоте; работал старателем на Алдане и татарин Гайсулин, ушедший от самой Казани добивать Колчака. Искатели золота знают повадки земли, и не одного такого нужного человека разыскал Дементьев.

Самолет пролетел над Амуром, как отставшая от перелетной стаи утка. Его лыжи походили на поджатые лапы. Он сделал над стойбищем круг, сбросил газеты и почту и улетел дальше. Утром из соседнего стойбища нарочный привез Актанке пакет. Пакет был натуго перевязан бечевкой и облеплен красными печатями. Печати ломались под пальцами Актанки, внутри пакета лежали замечательные новости со всех концов света. Посланный мог бы разнести эти письма — учительнице в школу, пекарю Чепуренко, председателю промартели, — но Актанка любил доставлять людям удовольствие сам. Письмо приносило человеку радость и было приятно видеть, как он улыбается.

На этот раз было в пакете еще нечто, порадовавшее и его самого, Актанку. Дементьев выполнил свое обещание и нажал, где следует. В пакете были большая пачка тетрадей и карандаши. Карандаши лежали в узких коробках рядами, как патроны, это были карандаши всех цветов. Конечно, хорошо было бы иметь в правлении колхоза одну такую коробку, чтобы делать на бумагах разные отметки. Но карандаши присланы для школы, здесь ничего не поделаешь. Кроме того, было письмо учительнице Марковой. И вот он забирает все это и несет в школу. Снег давно выпал в горах, и охотники ушли на охоту. В стойбище остались женщины, дети и старики. Посмотрим, как справится в этом году колхоз со сдачей пушнины. В охотсоюзе говорили, что был большой урожай орехов, и белка должна хорошо идти этой зимой по кормовым лесам. Амур давно стал, одни самолеты летают над ним два раза в неделю. Но случается плохая погода, тогда самолеты не летят. Тогда остается радио. Вчера по радио передавали песни из Хабаровска. Можно по дороге зайти к председателю промартели и спросить, какие новости передавали сегодня по радио. Кроме того, следует рассказать ему, как выполнил свое обещание Дементьев. Снег хрустит под ногами. Ноги Актанка простудил на охоте, и сейчас на них доктон — ватные чулки — и поверх них меховые доктон и унты. Наушники шапки спущены, и беличий хвостик украшает ее сверху. Все надежно, и можно не бояться мороза и ветра.

Председатель промартели был дома. Главное занятие артели — изготовлять торбаза и унты, но свежей кожи убитых зверей еще не было. Пока выполняли из прошлогодней кожи заказ на рукавицы для Хабаровска. Четыре женщины сидели в ряд, вышивали цветными толстыми нитками узоры на рукавицах и делали вокруг каждой оторочку из беличьего меха.

— Бачкафу! — сказал Актанка, не снимая своей теплой шапки.

Он сел на кан и спросил, по возможности равнодушно, какие новости передавали по радио. Из Хабаровска передавали доклад, и никаких особенных новостей не было. Тут Гензу Киле стал смотреть на его сверток, и Актанка мог наконец похвастать, какой верный человек Дементьев. Надо было обо всем этом рассказать между прочим — мало ли какие дела бывают в колхозе, — но он не мог скрыть своего удовольствия. Вот тетради, которые прислали для школы, и цветные карандаши. По радио нет никаких новостей? Из Маньчжурии никакие худые люди не нападали? Очень хорошо. Сейчас он отнесет тетради в школу и письмо учительнице Марковой. Теперь о Дементьеве он рассказал и можно идти дальше. И он пошел из дома Гензу Киле к школе, слегка припадая на больную ногу. Учительница Маркова стоит у доски. Хорошо, пусть урок продолжается. Он может подождать в стороне и кстати послушать, как идет урок.