Анатолий Степанов - Акция (из сборника "Привал странников")

— Что такое?! — гневно взвыл инструктор.

— Однорукий я, — злобно пояснил с земли Василий.

— И однорукому жизнь дорога! Встать!

Еще разок Василий преодолел глухую стенку.

— Ты молодец, Иваныч! — похвалил инструктор Егора, который на шведской стенке, перебирая ногами и руками, выходил на чистое колесо. Вышел, ощерился удовлетворенно, спрыгнул.

— Утешаешь?

— Тебе годков сколько, Иваныч?

— Сорок три.

— Ей-Богу, суставы, как у тридцатилeтнeго!

— Нe лукавь, Пeтюша. Если серьезно, форма сносная? Для волкодава?

— Для волкодава — сносная.

— И нe более, — догадался Егор.

— И нe более, — подтвердил инструктор.

Смена.

Василий в тирe...

Егор на полосе...

Альберт на суплeсной площадке...

Смена.

Егор в тире...

Альберт на полосе...

Василий на суплeсной площадке...

В рaдиолаборатории Маша (уже и поенной форме), отделенная от мира наушниками, стучала ключом А потом стреляла в тире.

А потом, по капризной, еле просматриваемой тропке, бежала через чистый и тихий лес.

После ужина Егор принес сводку отметок и, держа бумагу на расстоянии (приближалась дальнозоркость), стал зачитывать ее нарочито быстро и монотонно:

— Волков Альберт Михайлович. Полоса препятствий — «хорошо». Суплес — «отлично». Стрельба по трем пунктам — «удовлетворительно».

— Это почему же «удовлетворительно»? — обиделся Альберт.

— Значит, кого-то это удовлетворяет, — пояснила Маша.

— Словоблудим, Сергеева, — пресек дискуссию Егор. — Продолжаю. Певцов Василий Семенович. Полоса препятствий, принимая во внимание отсутствие профессиональной подготовки, — «хорошо».

— «Хорошо», оно, конечно, хорошо, — пробурчал Василий, но был доволен.

— Тихо, Вася, уступи место даме. — Егор продолжал: — Мария Юрьевна Сергеева. Радиодело. Аппаратура советских систем — «отлично». Аппаратура немецких систем — «весьма хорошо». Общая — «отлично». Кросс — «отлично». Стрельба по двум пунктам — «отлично». Маша, это при твоей-то близорукости! Как?!

—Наугад, — ответила Маша.

—Ну, Марья, ты даешь! — восхитился Альберт.

—А у самого-то как? — ехидно спросил Василий у Егора.

—Мы от народа ничего нс скрываем, — успокоил массы Егор и зачитал по отдельному листку: — Полоса препятствий — «хорошо», суплес — «хорошо», стрельба по трем пунктам — «отлично».

Чуть лучше, чем у меня, — с сожалением резюмировал Василий.

— Это что же — я хуже всех?! — Альберт был смертельно обижен.

Уже сменив форму на платье, Маша спустилась к купальне, прошла по дощатому настилу, сняла сандалеты и, присев на край пастила, опустила ноги в теплую вечернюю воду. Полуприкрытое соснами, уходило к горизонту солнце, но тучи его еще согревали правую Машину щеку. Маша прикрыла глаза и повернулась к солнцу лицом.

Кто-то подошел и сел радом. Маша открыла глаза. Это был Егор. Босиком, без ремня, он сидел, по-турецки загнав под себя ноги.

— Вы — не крестьянин, вы — дехканин, — улыбнулась Маша.

— Суплес, Маша.

— Когда я вас в первый раз увидела, вы мне ужасно понравились. Пробор, усики. Американец. Кларк Гейбл, кинозвезда. А костюм какой!

— Костюм французский. В Париже куплен. На улице Риволи.

— Это хорошо, что вы купили костюм на улице Риволи?

— На улице Риволи магазины для миллионеров.

— Дунька в Европе... Вы не плебей, вы — плейбой, — улыбнулась и, словоблуда, сконструировала: — Плейбей.

— Зачем ты меня все время цепляешь, Маша?

— Реакцией вашей интересуюсь, Егор Иванович.

— На непосредственную — не рассчитывай, я профессиональный разведчик.

— Любимое ваше словечко — «профессиональный».

— Это не словечко, это мой пунктик. История, судьба, не знаю что еще, кидали меня так, что волей-неволей я стал профессионалом. Я выжил случайно. Но после того, как я стал профессионалом, только это: профессиональные мозги, профессиональное поведение, профессиональное чутье, — помогало мне спасти свою жизнь. Мы сейчас все делаем святое дело — защищаем свою страну. Мы ее защищадм. Но я хочу, чтобы в этой войне выжило как можно большо наших людей. Не волею судеб и истории, а целенаправленной работой настоящих профессионалов, обязанных готовить себе подобных.

— Монолог, — тихо сказала Маша.

— Жизненная позиция, — поправил ее Егор.

Солнце спряталось. Резко темнело. Над водой вставал легкий пар.

— А вы все-таки немного пижон, Егор Иванович.

— Эх ты, дурочка!.. Я вас очень жалею, дочки-сыночки...

— ...Прошамкал старичок, и почесал лысину, подхватила Маша. — Да уж, папуля. Папуля, это точно.

— Ага, пахан. Это по фене. Егор встал, встала и Маша. Они были одного роста. Ты знаешь, когда мы рядом, я в легкой растерянности. Я теряю чувство превосходства над тобой. Впрочем, нет. У меня перед тобой всегда преимущество, которое ничем не ликвидируется.

— Какое же?

— Я вдвое старше тебя.

—Вдвое старше не значит вдвое мудрее. Вдвое больше усталости. Вдвое меньше жизненных сил. Так что преимущество ваше — дутое. Вроде костюмчика парижского: снаружи — шик-блеск, а подкладку уже два раза перешивали. Я заметила.

От усадьбы спускался Альберт.

— Профессионал? — спросила Маша, глазами указав на него Егору, и вопросом этим уводя непростой их разговор в покойное, привычное русло.

Егор ответил нс сразу.

— Профессионал. С профессиональным самолюбием, с профессиональной злостью, с профессиональными обидами...

— ...Вот что, Егор Иванович, — на ходу начал речь Альберт. — Полоса — это я хоть завтра доберу. Но тир мне необходим дополнительный! Хотя бы на часок в день.

— Я тебе что говорил?! — торжествуя, Егор повернулся к Маше.

— А она-то здесь причем? — обиженно спросил Альберт.

— Мы-то здесь-то все при том, — насмешливо и серьезно ответил Егор.

Спускался к купальне и Василий:

— Егор, я к тебе по какому делу? Сапоги мне выдали новые, иловые. Но не по ноге.

- Завтра вызовем сапожника, чтобы мерку снял. Тренироваться пока в своих старых будешь. Еще чего?

—Да вроде ничего.

Стояли, молчали, смотрели на темно поблескивающую воду.

—Некуда нам друг от друга деться. Опять все в сборе, — непонятно сказала Маша.

—Не все, — поправил ее Егор.

—А пятый, кто он, Егор Иванович?

— Паренек один.

— Паренек־-то хоть ничего? — спросила Маша.

— Паренек ничего. Мы с ним в июле сорок первого в Прибалтике работали.

Опустевшая безжизненная погранзастава, в которой располагалась немецкая разведывательная база, была видна с птичьего полета.

П-образное здание, громада двора с тренировочным комплексом и тиром, высоченный забор под электрической линией, внутри двора, у ворог, с одной стороны — гараж, с другой — казарма караульного взвода, в четырех углах двора — четыре вышки с пулеметами, за забором — десяти метро вая вспаханная контрольная полоса, за полосой — снова высоченный забор из колючей проволоки. Только «мельничное колесо» почему-то было квадратное, не круглое.