Борис Орлов - Холодная война – глубины океана…

Пью кофе. Разгадывать ребус
Устал. Просыпается дождь.
Над крышей – небритое небо,
Осины русалочья дрожь.

Дремлю. А дождю вот не спится.
Он бродит, как пес, под окном.
И чтоб в темноте раствориться,
Пью кофе в ночи перед сном.

Любишь лаять тонко
Ты из-за угла.
Подлая душонка.
Подлые дела.

Раз возвел заборы —
Так под них ложись.
Чем длиннее споры,
Тем короче жизнь.

…А наша плоть – не более чем тара
для глупых сплетен и смешной молвы.
Мы вылупились из земного шара,
но души наши слабы и малы.

Потом они взрослеют незаметно
под лунным светом тайн и саламандр.
Я смерти не боюсь – душа бессмертна,
а тело – обновляемый скафандр.

Умрет село. И зарастет дорога.
Уйдет в трясину пахотная гладь.
Я в этой жизни знаю очень много
Того, чего хотелось бы не знать.

А мне твердят: все в мире позитивно,
Что совестью гордятся чернь и голь.
И так порой становится противно,
Что даже не спасает алкоголь.

Слишком много людей. Споров много.
Одиночеством я обделен.
И стрекочет молва, как сорока,
Что я вырос под шелест знамен.

Не мечтал о пути знаменитом,
Что венчает над кладбищем залп.
Никогда не хотел быть бандитом,
Но монахом, наверное, стал б.

Я искал тишины и смиренья.
Келья. Свечка. Молитва. Погост.
Смерть – мгновенье. Жизнь – тоже мгновенье.
И мгновенье – горение звезд.

Река и речь текут по-русски,
А листопад впадает в дождь.
Ах, эти тромбовые сгустки
Осенних выплаканных рощ!

Дня помраченья и разгула…
Сгорела в водке трын-трава.
Похмельный холод сводит скулы
И заползает в рукава.

Я устаю: вокруг потери
И волчий блеск в глазах детей.
Царит над миром право зверя,
Оно преследует людей.

Трепещет выстывшее сердце
Листом осины на ветру.
Мы с октябрем единоверцы,
Но вера здесь не ко двору.

Опасна вина без вина.
Но, сидя в траве под забором,
Не вычерпать душу до дна
Нетрезвым мужским разговором.

Глаголам сквозь зубы не течь,
Блистая хмельной позолотцей.
Дрожит неподъемная речь
Бадьею в глубоком колодце.

Прозренье опасней вина,
Виновным оно – как засада.
Не вычерпать душу до дна…
А значит, и черпать не надо!

Февраль. Метелей нет. Мороз крепчает.
На синем небе – желтая луна.
Читаю книги. Согреваюсь чаем.
Не верится, что впереди – весна.

Свет предвечерний льется через окна
В мой дом – сияют в зеркале лучи.
Трещат деревья, и звенит дорога
Под окнами… Трещат дрова в печи.

Читаю книги – вслушиваюсь в речи
Далеких предков. Век впадает в век.
Мир Божий отразился в человечьем
Мирке – и засветился человек.

Луна в зените. Солнце на закате.
Синеет вечер около крыльца.
Ищу глазами в золотом окладе
Святого Духа, Сына и Отца.

Помню всех – и старше, и моложе —
Промелькнувших, как в коротком сне.
Никому и ничего не должен,
Ничего никто не должен мне.

Взгляд окаменел – слеза не брызнет.
Горблюсь и ступаю тяжело.
Расплатился собственною жизнью
Я за все, что было и прошло.

Давай, поговорим с тобою, ветер, —
Бездомный странник, ты меня поймешь.
Скрипит крыльцо: один на белом свете.
Поля пусты. В амбарах сохнет рожь.

Я многих потерял и многих встретил.
Пел: «Жора, подержи мой макинтош…»
Давай, поговорим с тобою, ветер, —
Ты разговор по свету разнесешь.

И встречи, и разлуки не случайны.
Пустой стакан. Измятая кровать.
Я знаю: ты хранить не можешь тайны…
Поговорим – мне нечего скрывать!

Нет звезды. И сгнили колоски.
Серп и молот продали злодеи.
Герб страны разрублен на куски
Так, что ни собрать его, ни склеить.

А народ притих и поредел.
Неуютно юным, трудно старым.
Наша жизнь – топорный новодел,
Он не интересен антикварам.

Дерево возле подъезда хромое.
Снег во дворе.
Узкая щель между тьмою и тьмою —
День в декабре.

Ветер снежинки и крутит, и вертит.
Дерева скрип.
Узкая щель между смертью и смертью —
Жизнь словно всхлип.

Решалось все с жару да с пылу,
Жилось, как в нелепом кино.
Подумал: «Давно ль это было?»
И понял внезапно: «Давно!»

В ладони перо, а не птица,
А в небе – луна до утра.
Не знаю, что завтра случится.
Не помню, что было вчера.

Дождались весны. Поют ручьи,
Словно птицы. Почки зеленеют.
Мы с тобой по-разному молчим:
Я – короче, ты – чуть-чуть длиннее.

Гнезда ремонтируют грачи.
Да, пожалуй, ты меня умнее.
Мы с тобой по-разному молчим…
Так молчим, как мы молчать умеем.

Ночь. Бессонница. Сыро и стыло.
Лунный свет. По углам – полумрак.
Листопадом округу накрыло,
Льются листья водою в овраг.

И душа – слезы льются! – промокла.
Для чего я живу? Что за цель?
А луна?! Ей бы лазить по окнам
Да заглядывать в каждую щель.

И в реке, неспокойной и мутной,
Отразился свет, как на ноже.
Надоела луна… Неуютно
От нее на промокшей душе.

Ночь – для слез, а совсем не для песен.
Для чего я живу – где ответ?
Окна дома туман занавесил,
Но с небес заструился рассвет.

Дым ползет от горящей ботвы.
Мы картошку печем. Ветви носим.
Золотистые вздохи листвы —
Словно тесто в квашне, дышит осень.

Теплый дым и прохлада земли.
Детский смех – непорочен и робок.
А когда улетят журавли,
Заблестят караваи сугробов.

Прибежим, поиграв под луной,
В наши избы – небесные кущи.
И не зря мы молились весной
В белом храме о хлебе насущном.

Нас не поставить силой на колени.
Но можно обмануть.
Мы часто побеждаем отступленьем,
И в этом суть!

Мы только Богу в храмах бьем поклоны,
Даем гонимым хлеб и кров.
Для русских пятая колонна
Опаснее других врагов.