Николай Никольский - НОЧЬ НА ДНЕПРЕ

— В строю двадцать шесть, из них трое раненых…

— Вы и меня со старшим лейтенантом ранеными считаете? — как бы вскользь заметил Белов.

— Никак нет. Вас я не считал. Ручных пулеметов два. Автоматов исправных двадцать девять, один разбит; патронов что-нибудь тысяч около трех, восемнадцать гранат, три пистолета с патронами… Есть еще трофеи: два автомата и около двухсот автоматных патронов. Настроение боевое.

— Патронов мало…

Лейтенант взглянул на часы и четко распорядился:

— Дать по второму, трофейному, автомату сержантам, командирам отделений. Пусть стреляют по фрицам прежде всего их же патронами. Перейти на стрельбу одиночными выстрелами. Короткие очереди — при крайней нужде и только при отражении атак. Иначе через час нам и отбиваться нечем будет.

Парторг, следивший за Беловым, внутренне улыбнулся. Чем труднее складывалась обстановка, тем собранней, бодрее становился лейтенант. Он как бы примирился с тем, что воюет не на плацдарме плечом к плечу с однополчанами, а здесь, в одиночку.

Белов позвал командира второго взвода и сержанта Крутикова. Оба, держа автоматы в руках, доложили о прибытии. Крутиков стоял, пригнувшись, в одной гимнастерке— огромный рост не позволял ему выпрямиться в траншее.

— Почему раздет?

Крутиков осмотрел себя. Видимо, он и сам только что заметил, что без шинели.

— И, раздетым жара была, товарищ гвардии лейтенант. Возвращусь — оденусь, — смущенно ответил он.

— Оденься, оденься, — кивнул Белов, — на ветру сразу прихватит. — И, переведя глаза на крепыша Круглова, спросил: — Как дела, старший сержант? Учим фрицев уму-разуму?

— Дела неплохи, на мой взгляд, товарищ гвардии лейтенант. Вот патрончиков маловато, чуток бы побольше, ловчее было бы.

— Сколько у тебя осталось?

— Своих второй диск неполный. Сейчас еще немецких добавили.

— Надо экономить!

— Стараемся по силе возможности. Последний раз они так навалились на мой фланг — тут уж не до экономии было…

— Ясно, ясно, Круглов. Молодецки дрались. Вам и всему составу, — сержанты при этих словах приняли стойку «смирно», а Крутиков по привычке вытянулся так, что его голова в каске оказалась выше траншеи, — …от лица службы объявляю благодарность!

— Служим Советскому Союзу! — дружно ответили оба сержанта.

— Еще раз требую стрелять только наверняка и одиночными патронами! Зорко следить за врагом! Ясно?

— Так точно! — в один голос молодцевато ответили командиры.

Следующая, пятая по счету, атака фашистов захлебнулась в самом начале. Не выдержав прицельного огня гвардейцев, фашистские солдаты залегли и начали окапываться.

— Спесь-то мы с них сбили, — подмигнул Князеву лейтенант Белов, наблюдая, как гитлеровцы торопливо зарываются в землю. — Что-то скромнее стали! Видимо, тылы почистили, а в тылах какие вояки!

— Да. Атака слабенькая. Выдыхаются, — согласился Сергей.

По многим боям, в которых ему довелось участвовать, а особенно по боям в Сталинграде, он хорошо изучил повадки врага: немцы с тупой настойчивостью станут добиваться своего — уничтожить роту.

Но он понимал и другое. Если б немцы имели больше средств и сил, если бы их внимание не было приковано к захваченному Советской Армией плацдарму, они б не возились столько времени с неполной ротой, а по существу — со взводом. Не бросали бы людей в эти неоправданные, граничащие с безрассудством атаки, они просто уничтожили бы траншею минометным и артиллерийским огнем.

Однако сейчас таких средств они выделить, видимо, не могли. Именно поэтому важно было упорной обороной траншеи приковывать к ней как можно больше сил врага. Так понимал обстановку Князев, так оценивал ее и Белов.

Сергей испытывал большое внутреннее удовлетворение, присматриваясь к действиям командира роты. Его распорядительность, выдержка, холодное спокойствие, правильное понимание обстановки искренне радовали парторга.

Владимир Васильевич Белов был семью годами старше Князева и значительно больше его умудрен жизненным опытом. В военном же отношении Сергей считал Белова в какой-то степени своим воспитанником. Он помнил, как еще в Раменском, под Москвой, где располагалась их десантная рота, Белов прибыл с краткосрочных курсов на должность взводного командира. Длинный, немного нескладный, с одним кубиком в помятых петлицах, появился он перед политруком роты.

— Вам бы следовало, младший лейтенант, привести себя вначале в порядок, а затем представляться, — недовольно заметил Князев.

— А это что, главное?

— Главное — в порядке, младший лейтенант, — оборвал политрук. — В уставном порядке!

— Понятно. Будет учтено, — коротко и безобидно пробасил Белов… Так началось их знакомство.

Вначале у нового командира дела во взводе не клеились. При личных поверках и на совещаниях командир роты частенько пробирал Белова за непорядки во взводе. Белов плохо знал службу: сам он, как студент сельскохозяйственного института, солдатом не был, а краткосрочные курсы, конечно, всего дать, что давало нормальное военное училище, не могли.

Князев стал чаще бывать во взводе, больше беседовал с Беловым, помогал ему, охотно делясь с ним знаниями, приобретенными в старейшем Военно-политическом училище имени Фридриха Энгельса.

Белов быстро усваивал советы и умело применял их в практической работе; взвод его пошел на подъем. Постепенно между ним и политруком установились хорошие, товарищеские отношения. Со временем Князев познал и оценил по достоинству качества нового взводного: твердую руку, умение держать свое слово, справедливость, распорядительность, большую взыскательность к себе и полное отсутствие даже малейшей робости перед начальством.

В первых же боях под Сталинградом взвод Белова показал себя с положительной стороны. И когда выбыл из строя командир роты, ротным был назначен по рекомендации Князева младший лейтенант Белов.

Совместное участие в боях, взаимная выручка и поддержка сделали их близкими, верными друзьями.

Сергей был очень доволен, что именно Белов оказался с ним рядом в этой трудной обстановке. На такого командира можно положиться. Но он понимал: каков ни будь командир, а если каждый боец не проникнется высоким чувством ответственности за порученное ему дело, рота не сможет успешно выполнить свой долг. Поэтому Сергей использовал всякую свободную минуту для того, чтобы поговорить с людьми, помочь им.

В наступившем после пятой атаки затишье он собрал возле раненого Ануфриева коммунистов и комсомольцев. Пришло девять человек, четверо из них — члены партии. В роте было больше коммунистов, но все сразу они не могли оставить обороняемые ими участки.

— Прошу садиться, товарищи, — устраиваясь в кругу бойцов на пододвинутый к нему железный ящик из-под патронов, пригласил Князев. — А ты лежи, лежи, Ануфриев, — остановил он ефрейтора. — Как чувствуешь себя?