Мумтоз Мухамедов - Вслед за героем

Сколько на войне неоконченных разговоров! К их великому множеству прибавился еще один — мой разговор с Вахабом. Причина ясна: грохнул залп, задрожали стекла, и воющий звук летящих снарядов замер вдали. Началось! Я быстро встал, попрощался с Вахабом, поблагодарил по нашему узбекскому обычаю за гостеприимство и вышел на улицу.

Светало. Прямо над нашим хутором плыли легкие перистые облака, еще едва тронутые первыми лучами рассвета. Над далекой рощей поднялась стая грачей. Против света отлично было видно, как они метались, вспугнутые канонадой. В роще сейчас базировались танки, пробившие путь к отрезанному батальону Абдурахманова.

В сумерках раннего утра я видел, как спокойно и деловито действовали люди. Пробежала группа связистов, сматывая на катушку провода. «Значит, — подумал я, — в самом деле, батальон будет менять позицию».

Из-за длинного и низкого сарая, погромыхивая на кочках, гнедые кони быстро вынесли повозку. Ездовой, коренастый солдат с большой рыжей бородой, только помахивал вожжами и заливисто посвистывал. Под этот свист умные кони неслись, как ветер. Следом за ними промчались два «козла» с противотанковыми пушками на прицепе.

В общий гул канонады вливались новые звуки. Они особенно были слышны со стороны рощи. Наверное, в дело вступила артиллерия танков.

— Двину-ка туда, — решил я. — Танкисты, наверняка, пойдут в атаку, и я с ними доберусь до роты Александрова. Здесь теперь не до меня. И интервью мне давать никто не будет. Что же касается встречи с майором Абдурахмановым, то она, по моим расчетам, должна состояться после боя.

Оказалось, что я ошибся в своих расчетах. Танки были не в роще, а, вытянувшись в линию, занимали оборону вместе с гвардейским батальоном. Однако мне посчастливилось снова встретиться с Мадраимом и Андроновым. Хотя они и спешили, но Мадраим успел сообщить, что они зачислены в команду, которая пойдет под прикрытием танков, если будет на то приказ. От них я узнал, что Головня — в третьей роте, на левом фланге, метрах в трехстах за рощей. По слухам, там сейчас и майор Абдурахманов, вернувшийся из разведки.

Абдурахманов!

Вот это здорово! Была не была, пойду туда.

Я не успел дойти до рощи, как ответные действия гитлеровской артиллерии заставили меня укрыться за каменной стеной какой-то хозяйственной постройки. Несколько снарядов упало совсем рядом, а потом, наверное, вследствие слабой корректировки, взрывы стали удаляться.

В моем укрытии было безопасно, поэтому я с некоторой беспечностью наблюдал из-за стены, как все ярче и ярче раскалялось небо на востоке, как взошло солнце и покрыло окружающие предметы, деревья, травы живыми, сочными красками. Обстрел стал затихать по крайней мере с нашей стороны.

Я решил продолжить свое путешествие в третью роту, но, выйдя из своего укрытия, увидел такую картину: более десятка бронированных чудовищ тихо и медленно двигались по полю, удаляясь к позициям противника. За танками, пригибаясь к земле, мелким шагом перебегали пехотинцы.

«Значит, началась заключительная часть операции. А где же в это время были вы, товарищ военный корреспондент?»— мысленно обратился я к себе с ядовитым вопросом.

«Вы в это время прятались за каменным забором, товарищ военный корреспондент», — ответил я сам себе.

«Не потерплю позора!» — подумал я и бросился вперед, через кюветы, догонять атакующих гвардейцев.

Но чья-то сильная рука, схватившая меня за полу шинели, охладила мой пыл.

— Товарищ лейтенант, куда вы?

Передо мной стоял Головня. Он крепко держал меня и, улыбаясь только светлыми глазами, выговаривал:

— Сразу видно, что не стреляный. Разве вы не знаете, что перебегая столь легкомысленно по открытому полю, вы были бы преотличной мишенью для всех гитлеровских снайперов на этом участке позиции.

— Но я хотел догнать их, — бормотал я в свое оправдание, показывая на удалявшиеся танки.

— Прежде чем вы догнали бы их, вас догнала бы фашистская пуля… Если все будет в порядке, мы их догоним.

Маскируясь за кустами и постройками, пригибаясь к земле на открытых местах, мы побежали вдоль позиций, занимаемых батальоном. В редких стрелковых ячейках, в пулеметных гнездах, у противотанковых пушек люди молча и с напряженным вниманием следили за удалявшимися танками. В той стороне, судя по гулу, шла ожесточенная орудийная, пулеметная и ружейная перестрелка.

Дошли до высокого кирпичного забора, и Головня нырнул за его надежную защиту. Здесь, оказывается, стояли автомашины противотанковой артиллерии.

— Треба отдохнуть, — сказал старший лейтенант, снимая фуражку и вытирая лоб, обильно смоченный потом.

Он сел на заднее сиденье первой попавшейся автомашины и пригласил меня.

— Мы атакуем первыми. С этой стороны нам нужно произвести демонстрацию силы, обилия войск и техники. Избави бог, если они догадаются, что это демонстрация, тогда они своей лавиной сомнут наш батальон. Ведь здесь только две роты, а там предполагается бригада!

— Говорят, Абдурахманов здесь… — перебил я Головню.

— Точно. Мы были с ним недолго. Я доложил обстановку, а он приказал мне идти на правый фланг. Но на прощанье он мне сказал, что результаты разведки отличные. Смелая, умная голова!

— А как бы к нему сейчас пробраться?

— Зачем? Интервью взять? Ничего не выйдет!

— Нет, вообще посмотреть, понаблюдать…

— Время не подходящее.

Головня замолчал и стал поворачивать голову, как бы прислушиваясь. Глядя на него примолкли все.

— Вы слышите?

Да, мы уже все отлично слышали, хотя эти звуки и неслись издалека.

Сквозь шум артиллерийской и ружейной пальбы прорывался мощный поток человеческих голосов:

— Ур-ра!!! Ур-ра!!!

Мы с Головней мчались на газике через иоле, по которому совсем недавно прошли наши танки и пехотинцы. Трясло и кидало нас хлеще, чем в море в штормовую погоду. Но мы этого не замечали, мы только смотрели вперед. Когда миновали гребень, поля и пошли под горку, то увидели впереди уже самую заключительную сцену боевой операции: гитлеровцы сдавались в плен.

Оказывается, главной атакующей силой была другая воинская часть, прибывшая на ликвидацию кольца. Но гвардейцы Абдурахманова шли в первых цепях атакующих. Суетились крикливые старшины, подсчитывая трофейное оружие, автоматчики изо всех щелей, погребов и чердаков выводили остатки тотального воинства. Изредка слышались отдельные выстрелы: кто-то делал отчаянные попытки сопротивляться.

Мы всматривались в понурую толпу военнопленных, выискивая офицеров, которые, стремясь стушеваться в солдатской массе, часто срывали нашивки, ордена и погоны.