Василий Милютин - Лаг отсчитывает мили (Рассказы)

Реакция на его слова была совсем не такой, как он ожидал. Смолкли все за столом. Штурман побледнел, и в его глазах комбриг прочел горечь и обиду. Лейтенант что-то собирался сказать, но его опередил командир корабля:

— Нет, всплывать раньше времени не будем. Сомнения в точности прокладки у нас нет.

Штурман попросил разрешения выйти из-за стола и исчез в люке переборки.

«А малый самолюбивый, — проводил его взглядом Сомов. — И горячий. Под стать Никитину».

Лодка всплыла после того, как штурман коротко доложил командиру:

— Пришли!

Сомов и Никитин выбрались на мокрый мостик. Туман рассеялся. Солнце уже клонилось к горизонту, но после электрического освещения отсека все вокруг было настолько ослепительно, что резало глаза.

— Слушай, Павел, — сказал Сомов, — так и быть, бери с собой в поход своего штурмана. Но черкни мне пару строк, что он тебя вполне устраивает. Это так, для успокоения совести. Ведь надо мной тоже начальство есть.

— Значит, письменную характеристику требуешь? Эх, Матвей, Матвей! Обюрократился вконец!

— Лево по курсу — буй! — прозвенел голос сигнальщика.

На малом ходу лодка приблизилась к красно-белому шару. Боцман уже поджидал его, примостившись на откинутом руле глубины.

Будто подстегнул кто-то комбрига. С юношеской ловкостью он сбежал по скоб-трапу и кинулся на нос лодки к боцману. Взяв из рук главного старшины поплавок, Сомов изумленно разглядывал его.

Это был тот самый буй, стоимость которого комбриг грозил вычесть с Никитина. С мокрого пенькового троса, привязанного к поплавку, вода стекала на ботинки Сомова. Но он ничего не замечал. К нему подошел командир корабля.

— Ты специально для меня такой фокус подстроил? — спросил Сомов.

— Вот еще! Это обычная тренировка нашего штурмана.

— Ну и артист!

В глазах Никитина блеснули озорные искорки:

— А характеристику все же писать, товарищ комбриг?

— Пошел ты к черту!

Комбриг нянчил в руках влажный поплавок. Подкинул его на ладонях.

— Вот она, характеристика! Ты думаешь, я не понимаю, что такой характеристике любой штурман позавидует!

В укрытой горами бухте было тихо. В синем небе плыли клочковатые облака. Наступали, закрывали солнце. Но оно, упрямое, жгучее, ускользало из их объятий. И тогда на мостике подводной лодки сразу начинало пахнуть нагретой краской. Сыромятников недоумевал: зачем старшина заставил его надеть штормовой костюм? Говорит, в море восьмибалльный ветер. Шутит, поди. В бухте вода еле морщинится, синяя-синяя. Но старшина 2-й статьи Быстров— человек непреклонный. Вот и пришлось напялить на себя эту негнущуюся куртку, просторную и неуклюжую. И жарко в ней и неудобно. Сыромятникову кажется, что офицеры на мостике — командир корабля, старший помощник и флагманский штурман — потихоньку посмеиваются над его неповоротливостью.

Сыромятников проверил свое заведование, доложил о готовности боевого поста. По привычке достал из кармана ветошь, протер и без того сияющие рукоятки штурвала. Взгляд упал на решетчатую палубу мостика. И невольно залюбовался матрос. Сквозь прорези легкого настила открывалась внутренность надстройки, покрытая свежим суриком. Солнечные лучи, проникая через отверстия шпигатов, пылали на алой краске. Огненные блики играли на прозрачной, как стекло, воде, переливались самыми неожиданными оттенками. Удивительно! Скоро год, как Сыромятников служит на лодке, а только сегодня заметил эту чудесную игру света.

Какой все-таки нескладный этот штормовой костюм! Словно связанный в нем ходишь. Поглядишь сейчас на Сергея и не поверишь, что это лучший ватерполист корабля, гибкий и ловкий, который вчера на соревнованиях забил три мяча в ворота базовой команды.

Матрос поднял глаза и встретился взглядом с флагманским штурманом. Смутился. Почему капитан 3 ранга так пристально следит за ним? Может, оплошал в чем-нибудь? Но думать некогда. Одна за другой стали поступать команды. Отданы швартовы. По приказанию командира Сыромятников перекладывает руль. Лодка бесшумно, под электромоторами, отходит от пирса и направляется к бонам.

Сергей стиснул рукоятки штурвала. Сейчас самое трудное. Длинный корпус подводной лодки втягивается в узкий извилистый коридор между отвесными скалами. Волнуется Сергей. И в то же время не может скрыть гордости. Ведь совсем еще недавно в таких случаях на мостик поднимался Быстров и вставал к штурвалу, а Сергей лишь смотрел, завидуя мастерству старшины. Теперь же ему, рулевому-сигнальщику Сыромятникову, командир доверяет самые трудные вахты. Горд матрос. И потому так звонко звучит его голос, когда он повторяет полученные команды.

Один поворот пройден. Но вот снова впереди каменная стена. Она все ближе. Вглядываясь в смотровое стекло, матрос различает даже трещины в сером граните, из которых пробиваются крохотные зеленые стебельки.

— Право на борт!

— Есть, право на борт! — Сергей быстро вращает штурвал.

Он и сам-то всем телом клонится вправо, словно этим может помочь кораблю быстрее развернуться. А скала надвигается. вплотную к лодке. Затаил дыхание матрос. Не выдержал, на миг обернулся к командиру и сразу успокоился. Капитан-лейтенант, как всегда, уверен и сдержан. Ровным голосом отдает приказания электрикам. Задрожал корпус корабля от работы электромоторов враздрай. И сейчас же нос корабля пошел вправо, удаляясь от каменной стены…

Опасное место позади. Скалы раздвигаются все шире. Корабль выходит в открытое море. И вот уже зло рвет ветер, косматые волны разбиваются о форштевень лодки, заливают узкую длинную палубу.

В корме зарокотали дизели. Корабль прибавляет ходу. Он принимает вызов моря и стремительно бросается навстречу высоким валам.

Все чаще залетают брызги на мостик. Сыромятников уже с благодарностью думает о старшине Быстрове: правильно, что заставил облачиться в штормовой костюм. Матрос натягивает на голову капюшон, туже затягивает шнурок под подбородком.

Качка усиливается. Волны яростно набрасываются на лодку. Приходится беспрерывно вертеть штурвал: корабль все время сбивает с курса. Легко ходит рулевое колесо, и все же у матроса начинают ныть руки и плечи.

Сергей взглянул под ноги. Сейчас в надстройке темно, с шипением и звоном бьется там вода. Иногда она достигает мостика, фонтанами вырывается из прорезей решетки. Ноги скользят по мокрой кренящейся палубе.

А Сыромятникову весело. Такой шторм бушует, а ему — нипочем. Прошло то время, когда малейшая качка делала его больным и беспомощным и старшина ругал его за то, что он не столько выдерживает курс, сколько за штурвал держится, лишь бы на ногах устоять. Знал старшина, что туго молодому матросу, но никогда не освобождал его от вахты. Наоборот, в качку спрашивал с него еще строже. Обижался тогда Сергей. И только потом понял, как помог ему старшина своей требовательностью. Через несколько недель матрос уже нормально чувствовал себя на волне.